Shoqan – Труды: О хлебопашестве

Казахский землепашец

Находясь под влиянием ташкентцев, кайсаки не могли не перенять у них хлебопашества, промышленности столь полезной и мирной для них1.

Несмотря на неусовершенствование у киргизов пахотных орудий, совершенно почти не соответствующих своему назначению, плодоносный грунт почвы в Большой орде всегда вознаграждает труд пахаря и вознаграждает удивительным урожаем. Многочисленность речек, вытекающих из главных хребтов гор: Кунгей-Алатау, Малого Алатау, Алтын-Эмеля и других, очень способствует орошению полей посредством водопроводов или, так сказать, ирригационных каналов (арыков), совершенно неизвестных в России. Здесь летом бывает очень мало дождей, а при жаре, доходящей в июле до 40°R, киргиз-кайсацкие пашни непременно выгорят без искусственного орошения их через арыки, которые здесь благодаря природному положению мест доведены до той степени совершенства, что при трудолюбии и старании кайсака-пахаря он, несмотря на жару, верно рассчитывает урожай на сам сорок (урожай баснословный). С первого раза трудно поверить иногда, не удостоверясь лично, на какую высоту выводятся арыки, просеченные по уступам больших увалов, сопок и возвышенностей.

Сметливая на этот раз рука киргиз-кайсака очень хорошо проведет арык из речки, текущей в чрезвычайно глубоком рву, и трудно поверить, когда даже убедишься, что на одной версте вода своим непринужденным и свободным течением выведена кверху саженей на тридцать. Вывести ее из рва, какой бы он глубины ни был, для кайсака ничего не значит.

Мягкость грунта и в самом деле не требует здесь такой сохи, какая употребляется у нас в Сибири. Довольно куска железа очень малого размера, чтобы вспахать землю на такую глубину, от которой можно надеяться на урожай. Железо сохи (сошники) скорее походит на здоровый и массивный железный гвоздь, чем на соху. К дереву приделывается только одна часть сошника, а пахание производится двумя быками. Устраивать соху, как устраивают ее наши сибирские казаки, киргиз-кайсак не умеет и боится колес, с которыми он совершенно не знаком. Прилагаю здесь рисунок этого орудия.

В Большой орде сеют преимущественно просо2, употребляемое киргиз-кайсаками зимою, когда они не имеют молока. Посев пшеницы китайской недавно введен3 здесь, но с некоторого времени киргизы, а особенно зажиточные, сеют пшеницу в достаточных размерах для своего существования.

Вообще хлебопашество появилось в Большой орде со времени Байкабыла, одного из главнейших родоначальников в роде джаныс в начале XVII столетия. Он первый начал пахать среди киргиз-кайсаков с помощью одного калмыка, бежавшего к нему от своих родовичей. Род джаныс и по настоящее время признает себя первым по открытию хлебопашества и более других родов занимается этой промышленностью.

По рассказам почетных и пожилых ордынцев, пшеница привезена сюда из Кашгара через дикокаменных киргизов (бурутов), знакомых с пашнею с начала XVII века.

В Большой орде известны следующие семена: пшеница, просо, кунак, употребляемый осенью для закармливания лошадей, мусюй (джунурчка), вывезенный в позднейшее время из Китая, горох, ячмень, джасмык*, зыгыр (лен), кукуруза (джугара) и кунджут из Китая.

Разведение ржи и хлопчатой бумаги также занимало некоторых старательных и богатых киргиз-кайсаков, но эти растения, как показали опыты, не могли созреть вовремя и были застигаемы холодными инеями августа месяца.

Из Ташкента завезено сюда искусство строить простые (без колес) мельницы; древности также оставили между кайсаками немало понятий об устройстве их, а два жернова, найденные в ущельях Большого Алатау, откуда вытекают рр. Алматы и Талгар, суть не что иное, как остатки древних мельниц.

Кайсацкий серп немного согнутый, походит скорее на ножик; один кайсак при хорошем и густом урожае хлеба выжинает в день самое большее 25-30 снопов величины три четвертых в окружности.

Молотьба хлеба производится волами*, которые гоняются целый день по хлебу, уложенному на земляном гумне.

Гумно устраивается на глиняном грунте, для чего предварительно орошается то место водой, утаптывается, а потом просушивается. Смотря по средствам, кайсак заводит на гумне [определенное число] волов, но я не видал меньше шести.

Вытоптанный хлеб при легком ветре провеивается обыкновенным образом. Если ветра нет, то кайсак прибегает к своему подручному средству: один взбрасывает кверху зерно, а двое, трое или более машут мешками и производят движение в воздухе, через которое зерно провеивается. Но это редкие случаи, к которым кайсак прибегает в крайности, когда ему нечего есть, а то он терпеливо дожидается ветра, который здесь дует, не скупясь.

Рассчитав количество проса или другого хлеба, нужного киргиз-кайсаку на зиму, он везет в аул это количество, где просо поступает в распоряжение его жены, которая обязана все очистить от шелухи. Для этого просо [недолго] жарят в чугунном котле, толкут в ступке и потом очищенное и поджаренное [зерно] складывают в кабы (особые для этого [сделанные] крепкие шерстяные мешки).

Остальной лишний запас сырого проса на пашне же зарывается в ямы и засыпается землей, где хранится или всю зиму, или до первой надобности зимой.

Заканчивая кратким обзором эту статью, можно заметить, что в Большой орде более чем где-либо развиты понятия о садоводстве и огородничестве.

Разведение виноградников, урюка, яблонь* и других фруктовых деревьев, конечно, передано кайсаку или из Ташкента, где эта промышленность развита хорошо, или из провинции Западного Китая, как-то: провинций Кульджинского и Кашгарского округов.

Нельзя сказать, чтобы садоводством уже занялись киргиз-кайсаки теперь только, начали заниматься этим некоторые ташкентские выходцы, именующие себя чалаказаками4. Кайсаки охотно дают им свои земли и учатся искусству разводить сады.

Огородничество, можно сказать, и между кайсаками уже развито. Оно тоже перешло от ташкентцев. Гряд в огороде не делают таких размеров, как у нас, но делают маленькие, имеющие в длину два аршина, а в ширину полтора аршина. Полив гряд производится, как и на пашнях, арыками, [по] которым пускают [воду] по бороздкам огорода, огибающим зигзагом каждую гряду. На грядках, где сеют огурцы и арбузы, навоза не употребляют, а садят простым способом, как морковь и бобы, с тою только разницею, что огурец и арбуз рассеивают редко.

Из огородных семян известны: огурец из Китая, доходящий длиною вершков до семнадцати и имеющий всегда не прямую, а неправильную форму. Семена в нем здесь редко дозревают; он тонок по длине и не будет так вкусен, как наш огурец. Дыни из Ташкента, Яркенда, Коканда; они очень вкусны, чрезвычайно большого размера и имеют форму огромной тыквы. Арбузы также хороши, их семена вывезены из Ташкента и частью из Китая. Здесь я не видел розовых арбузов. Они очень вкусны, сахаристы, желты и весят от 15 до 45 фунтов. Величина необыкновенная и походят по грубой коре также на тыкву.

Из других семян известны: тыква китайская, похожая на большую бутыль; эта тыква имеет длинное горло, и киргиз-кайсаки употребляют ее как посудину, в которой можно возить жидкости; бобы, брюква, морковь желтая, репа, горох, табак китайский и многие другие.

Я не лишним нахожу здесь в заключение сказать несколько слов о пахарях и возделывателях пашен и огородов [игинчи] – классе киргиз-кайсаков, промышляющих целое лето и трудящихся до кровавого пота.

Игинчи никто иной, как дневной и ночной работник, не знающий покоя. Днем он ходит по полосе, гоняет воробьев, а ночью караулит свою пашню или огород от скота. Он никогда, кажется, не прикрывает своей жалкой наготы, и тело его от сильного летнего зноя доходит до невыразимой черноты и грубости.

Пища, разумеется, еще хуже, чем имел или имеет он в ауле; он терпеливо и безропотно довольствуется в день двумя небольшими чашками айрана (простокваши) – и другого кушанья вовсе не имеет.

Поливая через арыки пашню, он ходит по полосам ее с железною лопатою или киркою, и на его обязанности лежит полить одинаково все точки пашни, для чего он, где вода не может зайти свободно, заплескивает ее туда лопатою с терпением, занятым едва ли не у китайца.

Его летний труд признается оконченным уже тогда, когда хлеб будет вымолочен, сложен в мешки и им же перевезен в аул. Только в сентябре этот жалкий работник спит спокойно, забыв все лишения, какие претерпел он в продолжение лета.

Источник: Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 1 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1984, 2-е изд. доп. и переработанное, стр. 184-188