Shoqan – Письма: Письмо Ф. М. Достоевского

Письмо Ф. М. Достоевского

14 декабря 1856 г., Семипалатинск
Ответ Ф. М. Достоевского на письмо Ч. Ч. Валиханова от 5 декабря 1856 г. Достоевский сообщает Валиханову о своих дружеских чувствах к нему и, главное, просит не оставлять занятий исследовательской работой, уверяя, что труды на этом поприще принесут Чокану успех. Письмо получено некой Н. Павловой в августе 1908 г. от Махмуда Валиханова, брата Чокана, проживавшего в усадьбе Сырымбет. Н. Павлова, передавая оригинал в Государственную публичную библиотеку, писала: «Адресовано письмо к брату Махмуда Валиханова — Чокану Валиханову, с которым Ф. М. Достоевский познакомился, будучи в Омске. До самой смерти Чокана Валиханова, умершего очень молодым, Ф. М. Достоевский оказывал ему самое дружеское расположение, живо интересуясь попытками Валиханова написать «историю киргизского народа». Кем была Н. Павлова, и какое отношение она имела к Достоевскому и Махмуду Валиханову, установить не удалось. Предположительно, она была директором Казахского интерната в Семипалатинске.

Валиханов и Достоевский Семипалатинск 1859 г.

Письмо ваше, добрый друг мой, передал мне Александр Николаевич. Вы пишете мне, что меня любите. А я вам объявляю без церемоний, что я в вас влюбился. Я никогда и ни к кому, даже не исключая родного брата, не чувствовал такого влечения, как к вам, и бог знает, как это сделалось. Тут бы можно многое сказать в объяснение, но чего вас хвалить! А вы, верно, и без доказательств верите моей искренности, дорогой мой Валихан, да если бы на эту тему написать 10 книг – ничего не напишешь: чувство и влечение – дело необъяснимое. Когда мы простились с вами из возка, нам всем было грустно (на душе) целый день. Мы всю дорогу вспоминали о вас и взапуски хвалили. Чудо как хорошо было, если бы вам можно было с нами поехать! Вы бы произвели большой эффект в Барнауле. В Кузнецке (где я был один) (Nota bene. Это секрет) я много говорил о вас одной даме, женщине умной, милой, с душой и сердцем, которая лучший друг мой. Я говорил о вас так много, что она полюбила вас никогда и не видя, с моих слов, объясняя мне, что я изобразил вас самыми яркими красками. Может быть, эту превосходную женщину вы когда-нибудь увидите и будете тоже в числе ее друзей, чего вам желаю. Поэтому и пишу вам об этом… Я почти не был в Барнауле. Впрочем, был на бале и успел познакомиться почти со всеми. Я больше жил в Кузнецке (5 дней), потом в Змиеве и в Локте. Демчинский был в своем обыкновенном юморе все время. Семенов – превосходный человек. Я его разглядел еще ближе. Много бы можно вам рассказать, чего в письме не напишешь, но когда-нибудь кое-что узнаете, и вот теперь, когда в душе моей вдруг неожиданно (и ждал, и не ждал) накопилось столько горя, забот и страху за то, что мне дороже всего на свете, теперь, когда я совершенно один (а действовать надо), теперь я раскаиваюсь, что не открыл вам главнейших забот моих и целей моих и всего того, что уже с лишком два года томит мое сердце до смерти!.. Я был бы счастливым. Дорогой мой друг, милый Чокан, я пишу вам загадки. Не старайтесь их разгадывать, но пожелайте мне успеха. Может быть, скоро услышите обо всем от меня же… Приезжайте сюда возможно скорее к нам, а уже в апреле непременно. Не переменяйте своего намерения. Так бы хотелось вас увидеть, да вы верно не соскучитесь. Вы пишете, что вам в Омске скучно; еще бы! Вы спрашиваете совета: как поступить вам с вашей службой и вообще с обстоятельствами. По-моему, вот что: не бросайте заниматься. У вас есть много материалов: напишите статью о степи. Ее напечатают (помните, мы об этом говорили). Всего лучше, если бы вам удалось написать нечто вроде своих записок о степном быте, о вашей жизни там и т. д. Это была бы новость, которая заинтересовала бы всех. Так было бы ново, а вы, конечно, знали бы, что писать (например, вроде Джона Теннера в переводе Пушкина, если помните). На вас обратили бы внимание и в Омске, и в Петербурге. Материалами, которые у вас есть, вы бы заинтересовали Географическое общество. Одним словом, и в Омске на вас смотрели бы иначе. Тогда вы бы могли заинтересовать даже родных ваших возможностью новой дороги для вас. Если хотите будущее лето пробыть в степи, то ждать еще можно долго. Но с 1 сентября будущего года вы бы могли выпроситься в годовой отпуск в Россию. Год пробыв там, вы бы знали, что делать. На год у вас достало бы средств. Поверьте, что их нужно не так много. Главное с неким расчетом жить и живой взгляд иметь на это дело. Все относительно и условно. В этот год вы бы могли решиться на дальнейший шаг в вашей жизни. Вы бы сами выяснили себе результат, т. е. решили бы, что делать далее. Воротись в Сибирь, вы бы могли представить такие выводы или такие соображения (мало ли что можно изобразить и представить!) родным своим, что они, пожалуй, выпустили бы вас и за границу, т. е. года на два в путешествие по Европе. Лет через 8 вы бы могли так устроить судьбу свою, что были бы необыкновенно полезны своей Родине. Например, не великая ли цель, не святое ли дело, быть чуть ли не первым из своих, который растолковал в России, что такое степь, ее значение и ваш народ относительно России, и в то же время служить своей Родине просвещенным ходатаем за нее у русских. Вспомните, что вы первый киргиз, образованный по-европейски вполне. Судьба же вас сделала вдобавок превосход¬нейшим человеком, дав вам и душу, и сердце. Нельзя, нельзя отставать, настаивайте, старайтесь и даже хитрите, если можно. А ведь возможно, будьте уверены. Не смейтесь над моими утопическими соображениями и гаданиями о судьбе вашей, мой дорогой Валихан! Я так вас люблю, что мечтаю о вас и судьбе вашей по целым дням. Конечно, в мечтах я устраивал и лелеял судьбу вашу. Но среди мечтаний была одна действительность: это то, что вы первый из вашего племени, достигший образования европейского. Уже один этот случай поразителен, и сознание о нем невольно налагает на вас и обязанности. Трудно решить: как сделать вам первый шаг, но вот еще один совет (вообще), менее забывайтесь и мечтайте, а больше делайте. Хотя с чего-нибудь да начните, хотя что-нибудь да сделайте для разрешения натуры своей. Что-нибудь все-таки лучше, чем ничего. Дай вам бог счастья. Прощайте, дорогой мой, и позвольте вас обнять и поцеловать 10 раз. Помните меня и пишите чаще. Цуриков мне нравится, он прям, но я еще мало знаю его. Съедетесь ли вы с Семеновым и будете ли вместе в Семипалатинске (приписка на полях)? Тогда нас будет большая компания. Тогда, может быть, много переменится в моей судьбе! Дал бы Бог!.. Вам кланяется Демчинский. Пишу вам у него на квартире за тем столом, на котором мы обыкновенно завтракаем или вечером пьем чай в ожидании обещанных строк. Напротив меня сидит Цуриков и тоже вам пишет. Демчинский же спит и храпит. Теперь 10 часов вечера. Я не понимаю, отчего очень устал. Хотелось бы вам кое-что написать о Семипалатинске; есть вещи очень смешные. Да не упишешь и десятой доли, если писать как следует. Прощайте же, добрый мой друг. Пишите мне чаще. А я всегда буду вам отвечать. Может быть, рискну в другой раз написать и о своих целях. Поклонитесь от меня Д-ву и пожелайте ему от меня всего лучшего. Уверьте его, что я люблю его и искренно предан ему. С. вам кланяется, рассказывала, как вы и она живали в Омске. Она вас помнит и очень вами интересуется.

Источник: Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 5 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, 2-е изд. доп. и переработанное, стр. 176-179