Shoqan – И. Ф. Бабков. Ковалевский и общий интерес к результатам экспедиции Ч.Ч. Валиханова

6 июня 1858 года состоялось мое назначение обер-квартирмейстером Отдельного сибирского корпуса. Отправляясь в Омск, я без особого сожаления оставил скучный, холодный и болотистый Тобольск, в котором пробыл два года на должности начальника 24 пехотной дивизии… Омск основан в царствование Петра Великого, в 1716 году, а Омская крепость в 1759 году. В 1838 году при генерал-губернаторе князе Горчакове* было переведено в Омск из Тобольска военное и гражданское управление Западной Сибирью. Таким образом, Омск почти с самого своего основания приобрел значение административного центра, которое и удержал за собою и по настоящее время… Первое, что меня несколько озадачило по приезде в Омск, это иноплеменный состав высших начальствующих лиц: все они по происхождению принадлежали к иностранным народностям и большинство были иноверцы. Корпусный командир генерал Гасфорт, военный губернатор Области сибирских киргизов, имевший свое местопребывание в Омске, генерал фон Фридрихе — оба немцы, лютеране; комендант крепости генерал де Граве и мой предместник генерал барон Сильвергельм — оба шведы, лютеране. Помощник военного губернатора полковник Гутковский — поляк, наказной атаман сибирских казаков генерал Кринский* — поляк, дежурный штабс-офицер корпусного штаба майор Круликевич — тоже поляк, начальник артиллерии генерал фон Вилькен — немец, начальник штаба генерал Гинтовт, кажется, латвин. Впрочем, его скоро сменил швед Кройерус. Таким образом, на омском горизонте появился еще третий швед, который по усвоенному русскими шведами и немцами правилу тотчас же по вступлении в должность почел долгом позаботиться о своих финляндских собратьях и вскоре успел пристроить двух на хлебные, по тогдашнему времени, должности: майора Амондта на должность командира линейного батальона в Омске, несмотря на то, что этот швед никогда не служил в пехоте и не имел никакого понятия о строевой пехотной службе, в особенности по введенному незадолго перед тем новому уставу. Покровительство начальника штаба Кройеруса помогло Амондту удержаться на должности во время командования корпусом Дюгамеля. Но вскоре по приезде в Омск нового корпусного командира Хрущева* он тотчас же был уволен. Другому финляндцу — Гартлингу была предоставлена должность смотрителя омского госпиталя. Этим ходатайством Кройеруса о Гартлинге в Главном штабе были крайне изумлены, как передавал мне впоследствии мой хороший товарищ сибиряк Лавр Никанорович Клугин, бывший в то время помощником начальника Главного штаба. Неужели, говорил он мне, местное начальство Западной Сибири не могло найти в Омске ни одного подходящего офицера, способного быть смотрителем госпиталя, и заставило нас выписывать непременно шведа Гартлинга с самого севера Финляндии, чуть ли не из Улеаборга! Сам Гасфорт в то время имел чисто немецкий антураж. Так, адъютантом у него были два брата Блюменталь, Экеблад, которого сменил Фридерикс, а потом Врангель. Затем при Гасфорте состояли еще прикомандированные офицеры вроде ординарцев: Гинце и киргиз Валиханов… [В конце 1861 г.] А. О. Дюгамель предложил мне приготовиться к отъезду в Петербург для личных объяснений по делу о разграничении. По приезде в Петербург я должен был представляться начальству двух министерств: военного и иностранных дел. Прежде всего мне следовало явиться в Азиатскую часть Главного штаба. К моему счастью, я встретил во главе этой части моего доброго и искрение расположенного ко мне товарища по Кавказу Дмитрия Ильича Романовского, с которым я был знаком еще со времени нашей совместной службы в штабе действующего корпуса на Кавказе. Д. И. Романовский окончил курс Военной академии годом раньше меня. По поручению генерал-губернатора А. О. Дюгамеля по некоторым делам, относящимся к Западной Сибири, я должен был представляться и государственному секретарю, управляющему делами существовавшего в то время Сибирского комитета, тайному советнику И. И. Буткову. После И. И. Буткова я считал долгом представиться также и бывшему директору Азиатского департамента сенатору Е. П. Ковалевскому, с которым имел случай познакомиться в одну из прежних моих поездок из Сибири в Петербург. Е. П. Ковалевский принадлежит к числу замечательных русских деятелей, прославивших себя важными заслугами как на ученом, так и на административном поприщах. Изданием описаний предпринятых им путешествий во внутреннюю Африку, Черногорию и Китай он приобрел почетную известность талантливого писателя и знатока Востока. В 1847 г. по приглашению египетского вице-короля Мехмеда-Али Е. П. Ковалевский для исследования золотых россыпей совершил экспедицию в Нубию, где доходил до местности Фатцогло на Голубом Ниле. В 1849 г., сопровождая членов нашей духовной миссии в Пекин, Е. П. Ковалевский содействовал тому своим влиянием, чтобы миссия следовала в Пекин в пределах Монголии по купеческому тракту, несравненно более удобному для переезда сравнительно с прежней дорогой через Аргалинские пески, по которым умышленно водили нашу миссию китайские чиновники и притом каждый раз по разным направлениям с целью ввести нас в заблуждение о прямом и кратчайшем пути, ведущем в Пекин через Монголию. В 1851 г. Е. П. Ковалевский заключил в Кульдже с уполномоченными китайского правительства известный Кульджинский трактат, по которому были открыты для русской торговли города Западного Китая: Чугучак и Кульджа, и учреждались в этих городах русские консульства. Удачным заключением этого трактата Е. П. Ковалевский как бы указал на неотложную необходимость прочного занятия нами Заилийского края и водворения в среде киргиз Большой и Дикокаменной орды надлежащего порядка и спокойствия, которые могли бы обеспечить беспрепятственное следование торговых караванов в пределы Западного Китая через земли, занятые сими киргизами. С этой точки зрения Кульджинский трактат имеет важное значение не только в торговом, но и в политическом отношении, послужив энергическим побуждением к продолжению наступательного движения в глубь Средней Азии, начатого генералом князем Горчаковым, который был первым из генерал-губернаторов Западной Сибири, положившим начало занятию нами Заилийского края* и сообщившим правительству и ученому миру первые сведения об этой отдаленной окраине нашего отечества. В 1853 г. Е. П. Ковалевский был командирован в Молдавию и Валахию, а в 1856 г. получил назначение на важный и ответственный пост директора Азиатского департамента. Мысль о посылке Валиханова в Кашгар и о необходимости образовать в Ташкенте военно-административный центр для управления Туркестанским краем принадлежит также Е. П. Ковалевскому. Егор Петрович принял меня, как уже знакомого ему, весьма радушно и очень много и подробно расспрашивал о китайской границе и о происходивших переговорах с китайцами в Чугучаке. Все его замечания и указания по китайским делам отличались верностью взгляда и были приняты мною с чувством глубокой признательности. Затем наша беседа оживилась воспоминаниями прошедшего и коснулась, между прочим, посылки нашего агента в Кашгар, для чего был избран Г. X. Гасфортом молодой офицер Чокан Валиханов. Здесь я должен сделать небольшой перерыв и сказать несколько слов о командировании Валиханова в Кашгар. Чокан Чингисович Валиханов происходил из султанского, т. е. аристократического, рода киргиз Средней орды и был правнуком известного Аблай-хана. Выпущенный из Сибирского кадетского корпуса корнетом в 1853 г., он вскоре был назначен состоять по особым поручениям при генерал-губернаторе Гасфорте, который, видимо, благоволил к молодому и ловкому киргизу. Такое же покровительство оказывал Валиханову и помощник военного губернатора Области сибирских киргизов полковник К. К. Гутковский. Когда в Министерстве иностранных дел возбужден был вопрос, по мысли Е. П. Ковалевского, о пользе и необходимости послать нашего агента в Кашгар, выбор свой Г. X. Гасфорт остановил на Валиханове. Цель этой командировки заключалась в собрании сведений политического характера, а также по географии страны и состоянии торговых путей, ведущих из наших пределов в Кашгар. Валиханов, хотя и киргиз по происхождению, но оказывался наиболее подходящим лицом для подобной командировки по практическому знанию им татарского языка, полученному им образованию в кадетском корпусе и отличавшим способностям и наблюдательному уму. По случаю отправления Валиханова в Кашгар был снаряжен, по распоряжению Г. X. Гасфорта, особый караван под ведением караванбаши ташкентца Букаша*, проживавшего в Семипалатинске, а впоследствии на Аркатском пикете, между городами Семипалатинском и Сергиополем. Валиханов же находился при караване в качестве родственника Букаша. Выступив из Семипалатинска в июне 1858 г., караван следовал на г. Сергиополь, Копал и укрепление Верное, а оттуда на р. Чилик к р. Мерке и затем через Санташский проход к р. Тюпу, впадающей в восточную оконечность озера Иссык-Куль. Далее караван следовал через Заукинский проход в Тянь-Шаньском хребте в долину р. Нарын к укреплению Куртка и затем мимо озера Чатыр-Куль и через Теректинский горный проход к Кашгару*. Весь пройденный путь от укрепления Верного до Кашгара составлял до 700 верст. В Министерстве иностранных дел с понятным нетерпением и живым любопытством ожидали сообщения подробностей о поездке Валиханова в неведомый дотоле Кашгар, находящийся в соседстве с Индией и в 350 верстах от Кашмира. Более всех интересовался этим Е. П. Ковалевский как инициатор этого дела и ориенталист по призванию. Слух о пребывании Валиханова в Кашгаре и о собранных им любопытных сведениях в Восточном Туркестане, или Малой Бухарии, по близкому знакомству Е. П. Ковалевского с графом Блудовым проник и в высшие петербургские сферы. Произведенное впечатление усилилось еще и тем обстоятельством, что в Министерстве иностранных дел было известно об отправлении также в Кашгар из Индии английского агента, известного Адольфа Шлагинтвейта, который впоследствии был убит в Кашгаре. Между тем оказалось, что редакция Валихановского отчета потребовала много времени. Вследствие чего представление его замедлилось, и отчет был получен тогда, когда о Кашгаре и Валиханове уже достаточно поговорили и потом, как это всегда бывает, забыли. На Е. П. Ковалевского, по весьма понятной причине, все это произвело неприятное впечатление, и он при моем представлении ему в одну из моих прежних поездок в С.-Петербург из Сибири высказал свое неудовольствие Гасфортом за представление отчета в то время, когда впечатление, произведенное удачной поездкой нашего агента в Кашгар, в противоположность той трагической развязке, которой завершилась поездка туда же английского агента, уже успело остыть и мало-помалу совершенно изгладиться. Вообще, сколько я мог заметить, между Ковалевским и Гасфортом существовали натянутые отношения, и последнему иногда приходилось получать из Азиатского департамента депеши, в которых сквозь наружную оболочку вежливого тона прозрачно проглядывали едкие замечания по поводу некоторых распоряжений Гасфорта по пограничным делам. Чтобы закончить о Валиханове, я должен добавить, что по окончании изготовления отчета о его поездке в Кашгар и представлении Гасфортом этого отчета в Министерстве иностранных дел Валиханов был отправлен в Петербург. Е. П. Ковалевский очень заинтересовался молодым киргизом, совершившим удачное путешествие в глубь Средней Азии и, между прочим, представил его графу Блудову как личность выдающуюся в среде своих собратьев, а главное, как побывавшего в Кашгаре, о котором имелись в то время самые смутные сведения. Словом сказать, Валиханову вначале очень повезло в Петербурге. Но вскоре тамошний климат подействовал разрушительно на его здоровье, и он решился возвратиться в Омск, Оттуда Валиханов отправился в свою родную степь, где женился на дочери* султана Тезека Нуралиева и в 1864 г. умер от чахотки, имея 31 год от роду*. Статьи Валиханова: «Очерки Джунгарии» и «О состоянии шести восточных городов китайской провинции Нан-лу» были напечатаны в «Записках Географического общества» 1861 г., а статья о поездке его от Заукинского прохода до Кашгара помещена в «Известиях» общества за 1868 года.

Источник: Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 5 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, 2-е изд. доп. и переработанное, стр. 374-378