Shoqan – Труды: [Записки об организации поездки в Кашгар]

Портрет неизвестного (Возм. Гасфорт). Перо. 1858 г

Согласно приказаниям, по получении письма от подполковника Гутковского2 немедленно отправился в город Капал, где и (после переговоров с Якубом)3 находился до… числа апреля, не имея возможности выехать ранее в Верное по случаю распутья. По приезде в Верное я имел честь получить письмо, которым Ваше превосходительство удостоили меня, но отправившись с господином начальником Алатавского округа4 в поход и желая собрать более подробные сведения о состоянии дел в Восточном Туркестане, Коканде и в родах дикокаменных киргиз, что было необходимо для окончательного обсуждения моего плана поездки в Кашгар, я только теперь имею возможность почтой донести Вашему высокопревосходительству о результате моего совещания с Якубом и подробностях кашгарского восстания прошедшего года.

Я имею основание думать, что известие это весьма близко к истине, тем более что последние данные, собранные мной от болорского уроженца Сарыкола Сарымсака, человека достойного вероятия и хорошо знающего край, и от кокандского датхи* Алишира5, которого предки были кашгарцы, эмигрировавшие в Коканд при покорении Малой Бухарии китайцами.

Якуб Янкулов после переговоров со мной проявил совершенную готовность быть полезным нашему правительству, но как человек, бывший несколько раз в Кашгаре, хорошо знакомый со всеми местными условиями, представил мне несколько затруднений, могущих, по его мнению, встретиться при проведении в исполнение моего намерения посетить Восточный Туркестан, которые имею честь представить на благоусмотрение Вашего высокопревосходительства.

1. Ехать в Кашгар через владения кокандского хана невозможно ни ему, ни мне: могут встретиться ташкенцы, которые бывали в Семипалатинске и Петропавловске и легко могут меня узнать. Сам же он известен в Коканде за человека не совсем надежного и раз чуть не лишился жизни по проискам известного ренегата Кузнецова; только заступничество ишана Сахиб-заде, бывшего кокандским посланцем в Омске и Петербурге, спасло его от неизбежной смерти.

2. Предпринимать какую-либо поездку по среднеазиатским владениям без опасения возбудить подозрение местных властей невозможно иначе, как под видом торговца, и то не иначе, как при каком-нибудь караване и с собственным товаром, хоть не на большую сумму.

3. Так как самый безопасный путь в города Китайского Туркестана, идущий из Кульджи через Музарт на Аксу, Уш-Турфан и Кашгар, недоступен никакому, кроме казенных транспортов китайского правительства и караванов туземных купцов, то нельзя избрать другой путь, как через Иссык-Куль на Заукинский проход, через кочевья наших бугу.

4. Сам Якуб не имеет возможности снарядить самый ничтожный караван по неимению капитала и не имеет средств даже совершить самую поездку в Кашгар на свой счет.

Последний пункт неблагоприятных условий, выставленных Якубом, возбудил мое подозрение, но, по тщательному разузнанию через капальских купцов и от господина Абакумова6, критическое состояние торговых дел Мамед-Якуба оказывается совершенной истиной.

Мамед-Якуб для приведения в исполнение нашего плана полагает нужным, если только Ваше высокопревосходительство найдете это возможным, взять в Капале и в Верном товару на 2 или 1,5 тысячи рублей серебром, снарядить караван, пройти через Заукинский проход в то время, когда волости бугинские выйдут на летние кочевки на Текес и Каркару. Товар же этот можно разменять в Кашгаре на серебро или на товар же; по его мнению, казна не потерпит от этого никакого убытка. Вследствие этого отзыва Якуба и, наконец, вследствие враждебных действий китайцев, которые, по слухам, хотят предпринять поход на Иссык-Куль для сбора зекета с бугинцев и других дикокаменных родов, кочующих за Тянь-Шанем, я вынужден ожидать дальнейших распоряжений Вашего высокопревосходительства, а между тем приложу возможное старание к отысканию какой-нибудь возможности проникнуть в Китайский Туркестан. В этом отношении поможет и Бурамбай7, [но] немало вредит успешному ходу дела и прохождение самого каравана (в современное состояние обстоятельств в бугу), где, как пишет Файзулла8, известный вам раб Тельахмет производит сильное брожение. Я думаю, что прежде чем караван выступит в горы, нужно было бы мне побывать в бугу и ласками стараться примирить дух партии9, на месте узнать, каким образом дикокаменцы ездят за матой в пределы Кашгара, и когда караваны из Ташкента проходят через Зауку, а это, как я узнал теперь, иногда случается.

В предшествовавшем письме я имел честь донести Вашему высокопревосходительству о начавшихся волнениях в Кашгаре. Слух этот оказался совершенно ложным, даже более. Надо думать, что попытка нынешнего претендента к возвращению своих прав на Восточный Туркестан кончилась, если не совсем, то по крайней мере надолго. Я имел случай узнать подробности этого дела и считаю нужным сообщить Вашему высокопревосходительству весь ход его. Я имею основание думать, что показание это весьма близко к истине, тем более, что данные, собранные мной от болорского уроженца Сарымсака, человека достойного вероятия и хорошо знающего край, и от кокандского датхи Алишира, находящегося у нас в Верном, которого дед был кашгарец, эмигрировавший еще при первом покорении Восточного Туркестана китайцами.

Для того чтобы понять значение ходжей и объяснить причину влияния их на мусульманское население Восточного Туркестана, нужно бросить беглый взгляд на историю этого народа с покорения их монголами.

Пространство земель, ограниченное на западе Болорским хребтом и Тянь-Шанем, на юге Куэн-Луном, на востоке монгольскою степью Гоби, не имеет до сих пор определенного названия. На востоке страна эта называется Алтышахар – шесть городов, Уйгуристаном, или Кашгар, в Европе она известна под названием Малой Бухарии, Восточной Татарии, Восточного, или Китайского, Туркестана, иногда называется Кашгарией. Китайцы называют весь завоеванный от олетов край Западным Си-Юй, Тянь-Шанем, разделяя его на Северную и Южную дороги. Жители Восточного Туркестана известны на востоке и у нас под названием кашгарцев, китайцы называют их чанту (обернутая голова). Мы думаем, что название Восточного Туркестана есть наиболее верное.

Восточный Туркестан был известен китайцам еще во втором веке до Р. X. В 140 [г.] до Р. X. китаец Джан-кян доставил первое обстоятельное известие о народах Западного края. Города Кашгар, Яркенд, Хотан, Аксу, Уш, Куча, Харашар имели своих царей и, согласно китайской истории, [находились под влиянием] индийской цивилизации и исповедовали буддизм. После смерти Джочи-хана Восточный Туркестан, как известно, достался в удел Джагатаю, который свое пребывание учредил в уйгурском городе Бишбалык*. Вскоре преемники Джагатая перенесли столицу в Самарканд. В начале XIV столетия, когда Джагатайская орда после смерти Казана (25 государя из дома Джагатая) разделилась на множество независимых владений под управлением эмиров, один из принцев джагатайского рода Исенбуга с титулом хана утвердился в городах Восточного Туркестана. Абульгази говорит: «Так как в Кашгаре, Яркенде, Алатау и Уйгурской стране не было до сих пор государя, то монгольские старейшины призвали на княжение Исенбугу». Сын и наследник Исенбуги Туглук-Тимур является одним из сильнейших владетелей в Средней Азии. В 763 [г.] гиджры он покорил Мавраннагр и сына своего Ильяс-ходжу оставил в Самарканде, впрочем, владычество его над Самаркандом было непродолжительным: спустя два года сын его был изгнан эмирами Хусейном и Тимуром, впоследствии известным под именем Тамерлана. Всего более этот [Тутлук-Тимур] замечателен тем, что первый принял мусульманскую веру и распространил ее в Шести городах.

Апостолом Магомета, обратившем хана в ислам, был шейх Джуджаг-эддин из Бухары и сын его Рашид-эддин (по другим источникам он же назывался Джамал-эддином). Шейхи эти происходили от Фатимы, дочери Магомета, в более близком колене от имама Ризы.

Нынешние кашгарские ходжи происходят в прямой [линии] от шейхов Джуджага и Рашид-эддина. Туглук-Тимур-хан как первый принявший ислам и шейх Рашид-эддин как первый учитель веры пользуются особенным уважением у китайских мусульман, и оба они считаются за святых*.

На мусульманском Востоке потомки пророка пользуются особенным уважением и под именем сеидов, шейхов, ходжей, эмиров составляют особый привилегированный класс, род дворянства. Следовательно, влияние ходжей началось в Восточном Туркестане вместе с введением мусульманства. Исторически оно связано с преданиями народа, религиозным влиянием их как патронов и духовных предков и развивалось в одно время с светской властью ханов. Впоследствии, когда дом Джагатая прекратился, то ходжи сделались и светскими владетелями. Джунгары, покорившие в 1679 г. при Галдан-Бошокту-хане Восточный Туркестан, покровительствовали ходжам, пока один из них, Махмуд, надеясь на преданность народа, не задумал отложиться, но замысел его [был] открыт, и он умер в заточении в 1755 г. Знаменитые братья Бурханиддин10 и Ходжа-Джаган, известные более в восстаниях ходжей, так долго и храбро защищавшие свою родину от китайцев, были дети этого Махмуда и родились в Урге джунгарского хунтайдзи.

Бесчеловечные меры китайского правительства при покорении Восточного Туркестана (при взятии [этой страны] в Куче было избито китайцами до 1000 [человек], [в] Уш-Турфане [в] 1765 [году] за мятеж против богдыхана избили всех жителей) возбуждали более внутреннее неповиновение и родили постоянный страх, только карающая их сила удерживала туркестанцев от восстания. Ходжи сделались для народа чем-то вроде ангела-хранителя, при одном имени их они готовы были ополчаться, несмотря ни на какие меры китайцев. Восстание ахуна Зиавуддина в городе Ташмалыке (200 верст от Кашгара) окончилось в первом сражении. Ахун, оставленный киргизами, попал в руки китайцев. Известно также восстание, происшедшее в Кашгаре и Яркенде в 1825 и 1837 гг.

* * *

Вашему высокопревосходительству известно, что Восточный Туркестан до 1764 г. был независимым, но потерял самостоятельность в то время, когда Бурханиддин и Ходжа-Джаган попали в руки китайцев.

После падения Восточного Туркестана под иго китайцев один из династии ходжей11, Сали-ходжа12, бежал в Коканд, где потомство его проживает до сих пор. Хотя китайское правительство с 1756 г. платит кокандскому хану 1000 ямб, чтобы препятствовать вторжению ходжей в их прежние владения, но, несмотря на то, ходжи находят часто случай, даже в восстании Джангир-ходжи (1825 [г.]) кокандский хан Мамед-Али принимал деятельное участие и успел выговорить себе множество выгодных условий; между прочим, китайцы представили кокандскому хану религиозный зекет с Шести городов Восточного Туркестана, для сбора которого кокандцы имеют в Кашгаре постоянного резидента под именем аксакала. Зекет этот простирается на сумму 12 тысяч тилль (1407 рублей ассигнациями). После джангировского восстания до 70 т[ыс]. семейств кашгарцев переселились в Коканд, Шагрихан и другие города Ферганской долины и с последующей эмиграцией расширились до 300 тысяч душ под названием таглык – горцев.

В настоящее время число членов фамилии кашгарских ходжей в Коканде считают более 200 человек.

Сали-ходжа имел несколько сыновей, из них более известны Юсуфхан-тюря, Джангир-ходжа – глава восстания 1825 [г.] и Тюряхан-тюря, убитый в восстании 1825 г. От Джангир-ходжи остался один только Бузрукхан-тюря Махтуми Агзям 37 лет, а Юсуфхан-тюря имеет десять сыновей, Тюряхан-тюря – пять. Все эти принцы проживают в самом Коканде под надзором самого хана. Нынешний претендент ходжа Валихан-тюря, сын Авлия-хан-тюря, брата Сали-ходжи.

В Восточном Туркестане после покорения его китайцами образовались две партии: Каратаулык и Актаулык – белогорцев, преданных ходжам и национальной самобытности, и черногорцев, расположенных в пользу китайцев13. Белогорцы преимущественно из жителей Кашгара, Яркенда, Уш-Турфана и Аксу, а черногорцы – более турфанцы, комульцы и другие. Можно полагать, что белогорцы многочисленнее противной партии, и область их распространения лежит в центре Малой Бухарии, но зато черногорцы принадлежат к лучшим фамилиям, и все хакимбеки, туземные правители, ставятся китайцам из числа их и преимущественно из турфанских беков, которые за преданность богдыханскому правительству еще при завоевании края получили императорскую степень вана (князя старшего). Впрочем, ходжи всегда находили много последователей из черни и из султанского сословия вроде итальянских мазарини и деятельную помощь от простых поколений дикокаменных киргиз. В последнее время слухи о внутренних войнах Китая и лихоимство маньчжурских амбанов и беков-черногорцев сильно восстановили мусульманское народонаселение края, и брожение умов выражалось несколько небольшими восстаниями, не имевшими, впрочем, больших последствий (в 1854 и 1856 [г.]). Валихан-тюря, виновник последнего восстания за независимость, имел все шансы и возможность к всеобщему восстановлению мусульман, но жестокость и безрассудное поведение его во время кратковременного обладания Кашгаром, кажется, совершенно охладили энергические стремления белогорцев к независимости. В конце апреля месяца ходжа Валихан-тюря бежал из Коканда с пятью спутниками через большую кашгарскую дорогу и, перешедши Белурдаг на границе Кашгара, овладел кокандским пограничным караулом Буртокай и, увеличив число своих спутников до 25 человек, ночью явился к стенам Кашгара и потребовал, чтобы жители отворили ворота. Праздные «салтаны» произвели в городе сильное волнение, и народ с радостью принял ходжу в город. Китайцы заперлись в цитадели (кульбаги), которая занимает центр города, и 7000 человек выдержали осаду до бегства ходжи. Между тем, Валихан-тюря овладел всеми окрестностями Кашгара, как независимый владетель учредил в войсках своих порядок вроде кокандского и в достоинство минбаши возвел анджанца Нурмухаммеда, а горца Мухаммед-Аюба – в достоинство датхи [и] назначил главным начальником войск, отправленных в Яркенд (Эмир-Ляшкар), но этот генерал потерпел совершенное поражение от китайцев.

В кратковременное свое правление Валихан-тюря ознаменован жестокостью, достойною Тамерлана (в один день казнил по двести человек), убийством кокандского аксакала Намят-хана и английского посла, следовавшего с подарками к кокандскому хану; восстановил [против себя] своих союзников. Между тем илийское начальство отправило в конце июня 60-тысяч[ный] корпус под начальством двух амбанов с торгоутским ваном. Народ, озлобленный несправедливостью и неслыханной жестокостью своего ходжи, который все время проводил в сильных попойках и в обществе женщин сомнительного поведения, надеясь на скорое избавление, сам запер ворота грудью ходже. Хотя за это город был наказан свирепыми пытками Магомета, но это было последнее дело Валихан-тюря: оставленный большей частью своих клевретов*, настигнутый в проходе Уксалар китайцами, был совершенно разбит, а с остатками бежал через пустыню во владения шаха Дарваза Измаила-хана, который по требованию Кокандского ханства отдал его в руки Худояр-хана. Три месяца тому назад его привезли в Коканд. Алишир-датха говорил, что хан имел намерение его убить, но улемы всюду, которые подвергнули* ходжу по влиянию известного Вам ишана Сахиб-заде, не согласились на это, так как ходжа происходит от самого Мухаммеда, то и убийство его считают за большой грех. Покойный хан Мамед-Али перед смертью говорил, что его несчастья проистекают от убийства сеида.

Валихан-тюря содержится под сильным караулом в дворце самого хана. Китайский посланник, требовавший выдачи ходжи, по уверению Алишира, был весьма сухо принят ханом и его высокое степенство не удостоило даже приветствием. Теваккель-ходжа14 проживает в настоящее время в кокандском кургане Ташкурган (в верховьях Аму-Дарьи) и пользуется пенсией от китайского императора в десять тысяч тилль. Он не принимал в восстании Валихан-тюря никакого участия.

Кроме фамилии ходжиев – Салиги, есть еще один индийский выходец, который выдает себя за потомка ходжиев, вышедших из Коканда в Мультан (индийские ходжи). Теваккель в 1845 г. сделал восстание, охватившее все пространство от Хотана до Аксу и известное у китайцев под названием «Восстание семи ходжей»15.

Источник: Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 3 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, 2-е изд. доп. и переработанное, стр. 7-13