Shoqan – Труды: Записка о Кокандском ханстве

Войска Кокандского ханства

Племя кайсаков кочует в наместничестве Ташкентском и принадлежит к двум ордам – Большой и Средней. Большой орды племена суть: чанчклы, канглы, кочующие около Ташкента, дулаты и джалаиры и суваны, кочующие по Чу и Таласу; а Средней: конраты и киргизы, подведомственные детям султана Кенесары Касымова, кочующие в окрестностях Туркестана и по Каратау.

Относительно гражданского управления и в военном отношении Кокан разделяется на несколько наместничеств, или военных округов. Правители этих округов (хакимы) бывают вместе с тем и главными начальниками военных сил, расположенных в границах его ведомств, и получают свои места на аренду. Доходы получают они бесконтрольно и сами довольствуют войска жалованием и фуражом; хану отправляют ежегодно известную часть от доходов и дары от своей личности. Хакимы бывают с титулами кушбеги1 (сокольничие), парваначи2 и датха3. Хакимы имеют двух помощников: саркаря4, исключительно заведывающего гражданской частью, и батыр-баши, управляющего войсками. Все более или менее значительные города ханства составляют отдельные округа. Из них более замечательны: Кокан – резиденция двора, в нем нет правителя, а войсками командует сам минбаши5 (темник) – высший чиновник в ханстве с правами верховного визиря и главнокомандующего. Здесь сосредоточены главные военные силы ханства и отборный корпус галаватр6 – род гвардии.

Коканд. Медресе Худояр-хана

Маргелан7 – второй [округ] по значению после Кокана. В военном отношении округ этот и войска его называются Ярмазарским, по имени крепости, лежащей в шести верстах на юго-запад от Маргелана, в которой квартируются войска. Правитель имеет пребывание в Ярмазаре. В Ярмазарском корпусе считается до 12 тысяч солдат, из которых 4 тысячи поселены в самом Ярмазаре.

Третий [округ] – Наманган8. Войска его называются тюрякурганским корпусом, по имени крепости, лежащей в восьми верстах па запад,

[Другие округа]: Анджан – древняя Фергана, Ош, или Тахт-Сулеймаи, Шархия* по долине Ангрена, Курама, Уратюпе9, Ходженд, наконец самый обширный округ Ташкент.

Все кочевые племена по месту своих кочевок приписаны к этим округам, а воины их – в их войска. Узбеки минь и часть юзов подчинены Кокану, юзы – Уратюпе, кипчаки – Намангану и Шахрихану, тюрк – Маргелану и Ошу, а дикокаменные киргизы принадлежат ведомству округов: Маргеланского, Ошского, Анджанского, Наманганского и Ташкентского. Вообще киргиз (бурутов) и кайсаков можно разделить на совершенных подданных Кокана и на признающих его власть. Первые пользуются одинаковыми правами с кочевыми узбеками, служат в войске и занимают военные и гражданские места. К ним принадлежат: киргизы племени адгене, ичкилик и найман, кочующие летом в горах Алай10 и зимой в Ферганской долине, и кайсаки, родов Большой орды – чанчклы или катаган и канглы, кочующие в окрестностях Ташкента. Чанчклы и канглы составляют главную основу войск ташкентского наместничества. Вторые платят зекет и обязаны давать вспомогательные войска в случае надобности. Таковы болорские киргизы, имеющие над собой от Кокана особого военного чиновника в чине датхи, который живет в укреплении Ташкурган и платит зекет маргеланскому и ошскому хакимам.

Сборщики податей разъезжают по киргизским улусам до самого Хотана. Колена киргиз, кочующие по реке Нарын на долинах Тиекташа до города Уш-Турфана, подчинены анджанскому правителю, которому подчинены также коменданты укреплений, построенных в кочевьях этих киргиз: Джумгал, Тогузтарау и Куртка. Кайсаки и киргизы, кочующие по Таласу, Чу и Джумгалу, подчинены ташкентскому наместнику. Для наблюдения за ними построены укрепления: Авлие-Ата, Чулак-Курган, Мерке, Пишпек и Токмак.

Таджики и оседлые жители тюркского племени по преимуществу занимаются торговлей, ремеслами и хлебопашеством; между тем как кочевники по преимуществу воины и, следовательно, составляют самостоятельный элемент в ханстве. Кипчаки вооружили против себя как городских жителей, так и кочевых узбеков и киргиз, но были так сильны, что недовольные не смели явно выразить своей ненависти. Вскоре между кипчаками обнаружилось несогласие. Утенбай, поссорившись с минбашой во время осады Уратюпы в 1846 году за какую-то лошадь, взятую в добычу утенбаевскими солдатами, которую минбаши взял себе, соединился с Мирзатом, начальствовавшим наманганским корпусом, напал на стан его [минбаши], ограбил, уничтожил регалии, присвоенные ему по званию минбаши, и отправил его в Кокан. Хан, обрадовавшись случаю избавиться из-под опеки Мусульманкула11, назначил минбашой муллу Калыбека, тоже кипчака, и Мусульманкулу дозволено было отправиться* в свои аулы и, согласно его обещанию, вести уединенный образ жизни. Избавившись от смерти, Мусульманкул на следующий год со своим родом напал на Мирзата, связал его и с наманганскими [войсками] пошел прямо на Кокан. Город был скоро взят, а Мирзат повешен на городских воротах. Таким образом, Мусульманкул овладел опять званием минбаши. Подчиняясь родовым отношениям кипчаков, Мусульманкул не смог наказать злейшего врага своего Утенбая, и неудовольствия против него усиливались все более и более, пока, наконец, в 1848 году не произошел явный разрыв с Утенбаем во время смотра Маргеланского корпуса. Утенбай убил одного солдата копьем за дурное исполнение разных штук в жигитовке, Мусульманкул заметил это Утенбаю. Оскорбленный кушбеги во время церемониального прохождения армии минбаши не только не сошел с лошади, но запретил своим [солдатам] и офицерам сделать ему честь, присвоенную Мусульманкулу по званию минбаши. С этого начался разрыв, кончившийся так неблагоприятно для кипчаков. Утенбай отказался от повиновения, вступил в сношение с правителями Ташкента, Уратюпы, которые также были недовольны минбашой. Все знатнейшие родоначальники кипчаков – Куруглу, сын его Хал-Магомет, правитель Шаерхана* – присоединились к партии Утенбая. [Но] минбаши был еще так силен, что успел принять меры к погашению этого бунта; недовольные минбашой бежали к ташкентскому правителю Нурмагомету, который в 1852 году явно отложился от диктаторской власти минбаши. Неудачная осада Ташкента в марте, июне и июле 1852 года решила окончательное падение Мусульманкула. Утенбай со своими войсками присоединился к осажденным; хан, находившись в утенбаевском лагере, принял также сторону ташкентцев, и Мусульманкул, оставленный всеми, бежал в свои аулы. Между тем Утенбай, сделавшись минбашой, предал казни всех значительных кипчаков, занимавших разные государственные должности. Этот случай соединил оставшихся кипчаков, [и] в начале 1853 года12 до 60 тысяч войска под предводительством самого хана выступило против кипчаков [утенбаевских], между рек[ами] Нарын и Сыр происходила страшная резня. Несмотря на отчаянную храбрость, кипчаки не смогли бороться с превосходными* силами неприятеля, были совершенно побиты, остатки их по указу убивались везде, где только показывались. Мусульманкул погиб на эшафоте вместе с 600 человеками лучших кипчакских воинов. Только Утенбай, Нурмагомет, Калмагомет остались живыми и сохранили должности, а другие успели спастись бегством в Бухару.

Коканд. Улица в старом городе

Таким образом, освободившись от влияния кипчаков, Худояр вступил сам в непосредственное управление государством. [Все] области отданы были в удел братьям хана: Малибек назначен был наместником в Ташкент, Суфибек – в Анджан, Султан-Муратбек – в Маргелан, а остальные города были отданы его любимцам, большею частью юношам. В звание минбаши был возведен Шадман-Урак из ташкентских ходжиев. Начало правления Худояра13 было спокойно. Человек он был кроткий, религиозный; излишняя доверчивость к товарищам юности, которыми он окружил себя, и, наконец, склонность к мистицизму, через что усилилось влияние духовенства, возбудило неудовольствие старых солдат. [Поэтому] Малибек первый поднял знамя восстания, но должен был бежать в Бухару. Вражда между этими двумя государствами никогда не прекращалась, и бухарский эмир, заметно стремящийся к распространению своей власти во всем Туркестане, продолжая свои набеги на Уратюпу и Ходжент, с радостью принял Малибека. Зимой 1855 года Малибек склонился на многократные просьбы своего брата, возвратился в Кокан; по приезде к двору брата Малибек, хотя и был принят очень радушно, но, тем не менее, никакого места не получил, но даже поставлен был для наблюдения за ним особенный чиновник Эрназар-пансад из коканских каракалпаков, переселенных из Туркестана на запад от Кокана.

В последний период своего правления Худояр предался крайнему мистицизму и забавам. Во время походов никто не мог курить и не являться к общей молитве. В дворце своем хан читал лекции прав и обрядов или же устраивал арены для боя животных, особенно собак; самцы свирепых верблюдов, баранов, собак и куропаток воспитывались в зверинцах. [Он] устроил огромную голубятню, выписывал злых собак из разных провинций своего государства, даже из Хотана и Яркенда; делами государства управляли придворные чиновники и минбаши, которыми в последнее время были Манияс, повешенный в бухарском плену в конце 1856 года под Уратюпой, и Касим, умерший осенью 1857 года, и Шадман-Урак14. Под Уратюпу ходил сам хан с 40 тысячами войска. Бек уратюпинский, потомок прежних владетелей, отложился от Кокана и признал себя вассалом бухарского эмира. Коканцы были в трудном проходе [застигнуты] врасплох, 500 юзов напали на [их] арьергард, разбили его, взяли в плен минбашу, семь пансадов15 и часть провианта, которого было 12 тысяч телег. Минбаши перед тем в Кокане, во время аудиенции бухарского посланника, бранил хана и посланцу дал плюху. После этого похода последний и самый юный член ханской фамилии Шамрат-бек16 получил Ходжент под руководством Турсун-пансада. Это обстоятельство возбуждало все более и более недовольствие Малибека, а хан своим беспечным поведением начинал навлекать на себя народное неудовольствие; у хана появилась новая страсть к браку: какой-то мулла сказал, что совершить тысячу браков дело не менее важное, чем покорить семь климатов. Стремление к этому «великому» делу выразилось тем, что он в весьма короткое время женился на 80 девственницах. Между тем в Ташкенте случилось дело, давшее случай Малибеку явиться опять на политическом горизонте.

Со времени бегства Малибека в Ташкент назначен был правителем Мирза-Ахмет-парваначи – молодой человек, обязанный своим возвышением красивой наружности, [он] был прежде мехремом* (в роде турецкого тобукчи) у одного богатого купца. Это тот самый парваначи, который сделал два вторжения в наши границы: одно на правый фланг, на реку Сарысу, а другое со стороны Пишпека, на Большую орду. Он окружил себя великолепием, которое превосходило двор самого хана; для поддержания этой внешности он наложил обременительные налоги на кочевые племена; все внимание его было облечено на войска, которые получали щедрые награды и привязались к своему начальнику. Между тем как неудовольствие кочевников возрастало с каждым днем все более и более.

Музыканты-сарты в Коканде

Постоянного войска в наместничестве считается до 40 тысяч, а в чрезвычайных случаях* …и будущей весной помочь ему овладеть Кашгаром; в числе перешедших [на сторону Малибека] был Нурмагомет-датха, получивший тогда же должность кашгарского аксакала. 30 октября после нескольких сшибок, где кипчаки оказали особенную ревность для отмщения за избитых единоплеменников, Малибек овладел Коканом, а Худояр, в сопровождении Мирза-Ахмета и Шадмана-Урака, бежал в Ходжент, а оттуда в Бухару, где был принят эмиром. В настоящее время этот хан живет в городе Самарканде. Малибек утвердился на ханстве под именем Сеида-Багадур Магомет-Мале-хана. Малибек, сделавшись ханом, изменил свою политику. Обязанный своим возвышением дикокаменным киргизам, он обещал главу их Алибека сделать минбашой; но до сих пор официально не признал [его] в этом звании, хотя пользуется совершенно правами верховного визиря. Первоначально киргизы успели захватить много прав, подобных кипчаку. Но в настоящее время, хотя явное насилие и грабежи, которые [они] производили и в городах, приостановлены, но тем не менее влияние их выражается довольно заметно; многие важные места заняты киргизами. Малибек, по-видимому, хочет подражать бухарской системе управления, которая считается в Средней Азии образцовой, и поэтому говорят, что звание минбаши будет упразднено.

Первое время своего управления Мали-хан* ознаменовал деятельностью и справедливостью. Личные долги, сделанные Худояром, были им уплачены, и многие вещи, неправильно присвоенные в казну, были возвращены. Потом он уничтожил многие налоги, а другие облегчены, так, например: первое, никахана – подать, даваемая при вступлении в брак, за девицу один золотой, за вдову половину золотого; второе, таракана – 1/40 часть имущества умершего, поступающая в казну; третье, тараздар – за весы, которые содержит правительство; с одного батмана [зерна] 1 мир (1/4 часть тяньги) были совершенно отменены; четвертое, харадж – поземельная подать – облегчена; с ирригационных полей брали прежде с 5 пудов 1 [пуд], теперь с 10 – 1 пуд, с пашен же без ирригации прежде брали с 10 – 1 пуд, теперь же отменены вовсе. Город Маргелан за участие, оказанное ему, получил звание хасаки*, то есть пользующегося особенным покровительством. Мали-хан обнаружил большую заботливость к управлению, к возвышению благосостояния своей страны; вскоре после вступления на ханство он посетил Маргелан, потом Ташкент, оттуда прошел прямо в Ходжент и на обратном пути пробыл несколько дней в Кокане, [затем] поехал в Анджан. Это было в марте месяце 1858 года.

В управлении Мали-хана, между всеми хорошими распоряжениями, есть одна поразительная сторона, заимствованная им, как кажется, у бухарского эмира. [Это] коварство и двуличность. Примером этого мы представляем грамоту его кашгарскому аксакалу Насреддину и историю с маргеланским правителем Мулла-Халыкулом, который был назначен правителем этого города. [Мадали-хан], совершенно успокоенный, взял в свои руки [их] скрытое имущество и приказал [их] казнить и конфисковать имение. Подобных примеров немало.

Правителями городов избраны им: ташкентским кипчак Утенбай-кушбеги, в Маргелане после Мулла-Халыкула сделаны два правителя – военным Балбек, а гражданским (саркар) – Сеит – и потом Канагатча17, бывший при Мадали-хане правителем города Туркестана и находившийся с того времени в бухарском плену. Он [Канагатча] известен вместе с братом своим Джурабеком и Гадайбеком за самых храбрых людей Коканского ханства. Все эти таджики служили во время знаменитого кушбеги Ляшкера18 [в Коканде], потом в Бухаре, где пользовались особенным расположением эмира. После восшествия Малибека Канаярча* с 300 своих солдат прибежал в Кокан. Сын кушбеги Ешангул-датха занимает в бухарском войске видное место.

Анджанским [правителем назначен] Шамуратбек, сын Сарымсак-хана; в Наманган – Суфибек, брат хана, в Ходженте оставлен прежний правитель; Урутюпа, переданная после поражения Худояр-хана бухарцам, теперь опять подчинилась Кокану. Этой областью [управляет] один из наследственных беков. По последним известиям, в Ташкент назначен [новый правитель]. В конце апреля Утенбай вызван в Кокан, а на его место назначен Метмуса-тюрк, а помощником его (закатчи) – Мадшарипбай по прозванию Джинны.

У стен Хивы. Гравюра

Положение коканского хана в настоящее время чрезвычайно затруднительное. С одной стороны, старый враг Минского дома бухарский эмир Багадур в последнее время (в 1856 году) усилился взятием города Шахрисябза19, который управлялся независимым владетелем из узбекского племени кенегес. [Последнее] враждовало с мангитами* со времени [их] основания. Багадур-хан со дня вступления своего на престол постоянно воевал с кенегесами, но всякий раз возвращался без успеха. Таким образом, эмир Насрулла, усиленный покорением Шахрисябза, и, наконец, имея в своих руках Худояра, сына Мадали-хана Музаффара, сына султана Махмута, который был прежде в Шахрисябзе, становится более опасным, чем когда-либо был. Уратюпа в последнее время управлялась своими беками, присвоила себе много свободы и признает только номинально права хана. Это обстоятельство заставило Мали-хана сделать все те уступки народу, чтобы заслужить его преданность, и быть разборчивым в выборе лиц, стоящих в главе управления. В этих видах Утенбай, как старый и хитрый солдат, способный из личных выгод делать все, взят в Кокан. Вследствие этого стеснительного положения проистекает то равнодушие к протекторатству, которое присваивают себе дикокаменные киргизы, живущие на верховьях Сыр-Дарьи, не согласные с твердым и решительным характером этого владельца. Обязанный всем этой нации и сам будучи в родстве, он может более надеяться на преданность этих сынов природы, еще не успевших заразиться двуличностью коканцев. Кипчаки также содействовали [успеху Малибека], а потому многие из них снова заняли влиятельные места, [например], Нурмамет-кушбеги, Халмабет и отличившийся во время восстания Малибека Клыч-курши. Кипчаки стекаются опять в Кокан. Малибек, очевидно, боится повторения кипчаковского влияния, потому что, хотя их и ласкает, но до сих пор не дает им мест правителей округов. Вследствие этой умеренной политики Малибек. силится поддерживать миролюбивое отношение к Бухаре, к России (были слухи, что он готовит посольство в Россию). Относительно Китая Малибек выразил желание быть тоже в дружбе. Вместе с аксакалом, назначенным Малибеком, отправлен был в Кашгар посол Маткерим-бий в звании бакаулбаши для извещения о восшествии на ханский престол. С ними вернулся из Кокана кашгарский посланец Самулла-ходжа, шейх при гробнице Аппак-ходжи20. [Послами] назначаются кашгарские беки, духовные особы, которые подают хану подарки.

* * *

…* кончившейся падением хана Худояра и восшествием Малибека. Между К[ашгаром] и Коканом сообщение [стало] быстрое, гонцы приезжают из Кокана в 6-8 дней. До нас доходили все известия постепенно и официальным путем. События, потрясавшие Кокан, отразились и в Кашгаре сменой аксакала21 Насыр-Эддина-датхи, на место которого назначен [Нурмагомет], бывший [в] 57 году сначала коканским аксакалом, потом при ходжах22 минбашой. Восстание Малибека и падение Худояра-хана, по точным сведениям, которое получалось в Кашгаре, происходило таким образом*. Для ясности нужно некоторое историческое отступление.

После завоевания узбеками Мавераннагра (в начале. XVI столетия) Ферганская долина сделалась местом кочевок некоторых узбекских родов. В пределах Кокана, около Ашпары, кочевало колено мин, около Ходженда – юз, около Анджана – тюрк и кипчаки, между Маргеланом и Наманганом – кипчак. В 1[509] году родоправитель узбекского племени мангит Шадмбек свергнул… хана из дома батуханидов и объявил себя ханом. Около этого времени начал возвышаться род Чамаш-бия из колена мин. [Из его потомков] дети Абдулькерим-бия (около 1745 года), Эрдене-батыр (1758 года), потом брат его Нарбута распространили свое влияние на долину верхнего Сыра, и Нарбута-бий приказал на свое имя читать «хутбу», а сын его Алим принял впоследствии титул хана; на монете, литой 1801 [году], он называется беком23, а брат и приемыш его Омар-хан (сеид М. Омар-султан) присоединил к своему имени титул сеида – султана повелителя мусульман. В 1842 [году] сын Омар-хана Мадали хан был убит бухарским эмиром Насрулла-ханом, который назначил своих наместников в Кокан. Шир-Али, сын Алим-хана, родившийся от дикокаменной киргизки, еще в юности удалился к своему деду, бию из рода сару Аджибаю и, забытый всеми, вел тихую кочевую жизнь. Женатый на дикокаменной киргизке, он имел трех сыновей: Сарымсака, Малибека24, Худояра. Линия Омар-хана со смерти Мадали-хана и брата его Суфия Махмуда пресекалась; малолетний сын Мадали был в руках эмира, а народ, недовольный бухарцами, волновался и готовился свергнуть ненавистное иго. У Шир-Али явилась надежда. В белой войлочной киргизской шапке и грубом киргизском плаще явился среди коканцев Алишир, как восстание вспыхнуло.

Мангиты были перерезаны. Эмир подступил к Кокану, чтобы восстановить свое влияние, но был разбит и обратился в бегство, Шир-Али сделался ханом. Хан этот был человек крайне добрый, вялый и склонный к религиозному мистицизму и предался жадной роскоши по привычке. Коканцы, привыкшие к блестящей роскоши Мадали и тирании грозного эмира, не могли оценить этого хана. В 1845 году Мурадбек25 при помощи кочевников юз взял Кокан, убил Шир-Али, но через 9 месяцев в Кокане сделался бунт, Мурад-хан был убит и город провозгласил ханом Сарымсака. Шир-Али-хан имел пять сыновей: Сарымсака, Малибека, Худояра, Суфибека и Султан-Мурадбека. От Сарымсака остался один сын Султан-Шах Мурадбек.

Малибек во время кипчаков был правителем Ташкента, после взятия Ташкента кипчаками он бежал в Бухару и [в] 1855 [году] возвратился по приказанию Худояра в Кокан и находился совершенно без [на]значений, между тем как другие беки были правителями разных народов.

[В] 1858 г. киргиз[-кайсаки], доведенные притеснениями и жестокостью правителя Ташкента Мирза-Ахмета, который повесил нескольких человек почетных биев киргиз, отказались ему повиноваться и подступили к Аулие-Ата, Чимкенту и другим городам. Хан послал Малибека в Ташкент исследовать дело. Он очень ласково принял киргиз, расспросил их, что они хотят. Киргизы сказали, что мы желаем только одного, чтобы ташкентским правителем был кто-нибудь другой, а [не] Мирза-Ахмет (а не то мы готовы отстаивать свои требования оружием [заявили они]). Малибек почетнейших из к[айсаков] отправил в Кокан, чтобы лично сказали хану свою просьбу. Хан пригласил Мирзу-Ахмета и, объявив о повышении, отправил в Кокан под конвоем, где его хан назначил тотчас минбашой. Это оскорбило Малибека и было началом неудовольствия. Малибек, зная неудовольствие народа, возбужденного в последнее время несообразностями хана, который выписал больших собак из Китая и на одной неделе женился на 17 женах и истощил казну на устройство загородного дворца в Джир-Мамеде, тайно удалился из Кокана по дороге на Анджан, где был правителем родной его брат Суфибек. Худояр тотчас понял, в чем дело. Попросил Малибека возвратиться в Кокан, выслал мать его Джаркын-Аим, потом Хозрета, который нагнал его в Карасу…*. Но Малибек был непреклонен. В Карасу он пригласил к себе Алимбека-датху, главнейшего родоправителя всех киргиз. Оттуда пришел в Маргелан. Между Маргеланом и Ярмазаром стал собирать войска. Людей было много, но не было денег и оружия. Он обратился к жителям Маргелана, которые сделали складчину, один купец дал 15 т. золотых. Малибек с…

* * *

Китайцы после успешного покорения Джунгарии (в наших бумагах Зюнгарская землица) и Восточного Туркестана распространили свои виды и на кочевые племена, сопредельные с Джунгарией (киргизы и буруты), и на страны, принадлежащие некогда джунгарским ханам: Ташкент, Сайрам, Сузак и Туркестан. Суеверные мусульмане, по господствующему преданию, что перед окончанием света китайцы покорят весь мир, пришли в такой страх, что забыли на время междоусобные раздоры и стали составлять союз, во главе которого явился Ахмет-шах, владетель Кандагара, основатель династии дураниев, как сильнейший владетель в Средней Азии. [В] 1763 [году] Ахмет с сильным войском (33 сана*) и с артиллерией стал между Коканом и Ташкентом и вступил в переговоры с китайцами, для чего отправил 40 человек. Пока шли переговоры, от Ахмета было послано приглашение на «газат» – войну за веру – и к киргизским ханам Нуралию26 и Абульмамбету с приглашением помогать против китайцев, которые наступали на южные границы.

Китайцы с воинственным напором подошли к русской границе, требуя выдачи Амурсаны.

Нурали в 1764 году писал к императрице Екатерине [письмо] о приглашении [его], сделанном ему всеми мусульманами Средней Азии … 19 марта 1768 [года] якобы была грамота от императрицы хану Нурали.

Глава монгольского племени дураниев Ахмет-шах [в] 1747 г., когда умер Надир-шах, отторгнул от Персии провинции, лежащие от Герата, Lalungu основал королевство Ауганское и распространил свою власть до Индийского моря на восток, на весь Пенджаб и Кашмир. Столица его была в Кандагаре. Ахмет умер в 1773 [году], ему наследовал Тимур. [В] 1822 [году] пала династия дураниев. Последний государь из этой династии Айюб бежал в Лагор к Раджи Сингу, а Авганстан разделили дети визиря его Мухамед- Азим-хана из племени баракзиев, одному из них, Достмухамеду, достался Кабул.

Страх был сильный, Аблай-хан Средней орды еще в 1756 году, когда китайские войска вступили в киргизскую степь, признал себя вассалом богдыхана и получил княжеское достоинство. Нурали послал посольство в Китай. Коканский владелец Эрдене-бий (Одона) в 1758 году, по свидетельству китайцев, также признал покровительство богдыхана.

Ханский дворец в Коканде

Стремление китайцев к распространению своих владений и воинственный дух, который господствовал в правление Цянь-Луня27, выражается тем, что к Аблаю были [отправлены] два [посольства] в 1756, 1758; [однако в] 1760 [году] выступил отряд с требованием выдачи людей, ограбленных киргизами Средней орды. Султаны Меньшей орды тоже послали [в] 1763 [году] своих послов в Пекин, [например], Нурали – Батыра и Абульфеиза, Абулмамет из Средней [орды] – сына. Наконец, в 1762 [году], осенью, явились к Абулмамет-хану и Аблаю китайские послы с 130 человеками от имени Цянь-Луна и объявили, что по воле богдыхана он намерен с наступлением весны послать войско для принесения жертвы, по китайскому обычаю, [у] гробницы ходжи Ахмета28 и Синей горы в Самарканде, и просили один сан для препровождения войска и для корму солдатам, и просили лошадей, быков, баранов. 13 марта 1763 г. вернулся племянник Аблая Давлетгирей из Пекина, привез грамоту хану и дозволение кочевать [на] местах, оставшихся пустыми после джунгаров до реки Или, просил в аманаты Кендже-батыра наймановского рода. В июне отправил он [Аблай] Кендже с султаном Урусом, к ним присоединились Нурали Бытыр и Абульфеиз. Видно [усилилась] боязнь к китайским салонам, особенно после объявления о намерении китайцев идти на Самарканд. Киргизы, хотя продолжали посылать в Пекин послов, но вместе с тем написали вместе с Эрдене-батыром – владетелем коканским, который в это время овладел Ташкентом, – и Фазылбием, владетелем ходжентским, письмо к Ахмету-шаху и умоляли его подать помощь. Письмо взялись доставить два сына прежних владетелей Айходжи и Кунходжи. Айходжа и Кунходжа бежали в Бадахшан, но там были убиты, а дети их из плена бежали и явились к Ахмету с просьбой о помощи, выпросили 30 леков. Весной пришли авганы, стали между Коканом и Ташкентом и послали в Пекин послов с требованием отдать обратно Яркенд и Кашгар ходжиям. Между тем, авганы старались восстановить мусульман против китайцев, писали к киргизам и убедили их и всех сартов не ездить для торговли в Кульджу. Фазыл-бий ходжентский звал Аблая для совета, он думал, [что] сможет ехать туда под предлогом войны с курама*. Между тем, китайцы укреплялись в завоеванном крае и думали на реке Аягуз построить город; послы авганские уже вернулись из Пекина, где были дурно приняты, и им во всем отказано. До 1763 [года] кашгарцы не платили подати, а давали подарки. В лето 1764 года Эрдене писал опять к Аблаю с приглашением к газату и писал, что жители Кашгара клятвенно обязались содействовать. Авганский шах был занят войной с сяк (сейками), и войска его жили на пути в Кашгар. [Очищали] колодцы и каналы, приготовляли запасы для продовольствия войск и до августа ничего не делали, думали, что [начнут] весной*. Ахмет-шах взял тогда Бадахшан с 15 тысячным войском, полонил владетеля его Султан-шаха. Бадахшанцы под проклятием мусульман [наказаны] за то, что убили ходжей. Из ходжей четыре убито в сражениях, двое попались китайцам и отведены в Пекин. Седьмой Сарымсак бежал в Большую Бухарию*.

Источник: Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 3 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, 2-е изд. доп. и переработанное, стр. 314-324