Shoqan – Труды: Замечания на третью часть описания киргиз-кайсацких орд (А. И. Левшина)
Возможно, это одна из первых рецензий Ш. Уалиханова, написанная в 1853 году во время учебы в Омском кадетском корпусе, когда Шокан и его однокурсник Григорий Потанин зачитывались Палласом и Левшиным и другими известными путешественниками и учеными. В рецензии отмечены лишь некоторые ошибочные взгляды и суждения историка. Рукописная копия хранится в архиве профессора В. В. Григорьева в Центральном государственном архиве литературы и искусства г. Санкт-Петербурга.
На странице 9, внизу, в выноске, слово акбура переведено неверно: акбура значит нелегченный белый верблюд, а не белый волк, что по-кайсакски будет акборе, или каскыр.
Стр. 11. Кайсаки ходжей не относят к белой кости, а уважают их наравне с султанами как лиц духовных, строгих исполнителей предписаний шариата, и как потомков пророка. Вообще кайсаки очень уважают людей грамотных.
Стр. 31. Кроме сластолюбия, заставляет киргиз предпочитать калмычек своим женщинам еще то, что будто бы через сие смешение родятся хорошие дети.
Стр. 42. Кайсаки зимою для питья употребляют напиток, приготовленный из муки, разведенной горячею водою, сквашенной в кадушках, и именуемый коджою; для улучшения вкуса еще прибавляют молоко. Саумал есть не вполне скисшее кобылье молоко.
Стр. 47. Девушки прежних конусообразных шапок не носят теперь, а обвертывают голову разноцветными платками, опуская один конец на спину. Замужние женщины плетут волосы только в две косы, которые в концах соединяются и опускаются по спине.
Стр. 46. Этот головной убор, называемый саукелою, женщины носят только в первое время после замужества, около года, а потом снимают и надевают только на больших праздниках и то в продолжение четырех или пяти лет.
Стр. 52. Два киргиз-кайсака, которых А. И. Левшин спрашивал: «Какой они веры?» – вероятно, [те] не вникнули как-нибудь в смысл вопроса и, озадаченные новизною его, не нашлись, что отвечать, кроме легчайшего в подобных случаях: «Не знаю». Всякий кайсак знает, что он последователь Магомета, и что он мусульманин; быть может, он не понимает смысла этого слова, но все-таки оно составляет его гордость перед иноверцами. С самого детства он то и дело слышит, что он мусульманин, а «все прочие, кроме мусульман, кафиры, осужденные богом на вечное наказание на том свете». После этого можно ли допустить, что кайсак не знает своей веры?
Стр. 52 и 57. Шайтан есть олицетворение всех более или менее пагубных страстей в нас, управляющих почти всеми нашими поступками и до того сильных и властных над нами, что помраченный ими ум и волнуемый ими человек нередко впадает в самые ужасные грехи. Хотя преобладание сих страстей над нами признает каждый из нас, но мы не даем им никакого олицетворения, а кайсаки говорят, что это – шайтан – ослушник божьей воли и вечный враг мусульманства, который всякое мгновение старается совратить правоверного с пути истины.
Следовательно, они, кайсаки, никак не признают шайтана за божество, никогда ему не поклоняются и против нечистого его замысла всегда вооружаются различными молитвами. Для умилостивления его никакой жертвы ему не приносит и до того строги кайсаки в отношении к шайтану, что, даже бросая объедки и кости, они произносят «бисмилла», т. е. во имя Бога, в той уверенности, что «бисмиллованные» кости не доступны злому и нечистому духу.
Стр. 65. А. Левшин слишком увлекся невежеством описываемого им народа, говоря, что колдовство, обман и ворожба составляют часть религии киргиз-кайсаков; они не суть части религии, а только суеверие, которое есть у народов всех вероисповеданий.
Кайсак верит колдовству, гаданию и прочим в одном случае: именно, когда предсказывают ему что-нибудь доброе или хорошее; поэтому он всегда предсказывает доброе, а как из тысячи предсказаний хоть одно да сбывается, то этим только и поддерживается значение колдунов, ворожеев и т. д.
Стр. 76. Чувствительность в кайсаках и участие, принимаемое ими в несчастии ближнего, стоят внимания и похвалы. Можно сказать, что это единственная добродетель, которую нужно искать в кайсаках. Участие сие видно из следующего: нищий, куда бы он ни пришел, в кибитку ли богача или в хижину бедняка – везде ему приют, везде выражают ему сострадательность и не только словом, но всегда чем-нибудь более или менее существенным; из кибитки первого выходит он с какою-нибудь да тряпицей, а у последнего напьется по крайней мере или наестся тем, чем тот богат. Словом, нигде и никогда не говорят ему и не отделываются от него голым пожеланием: «Бог подаст!»
Кроме врожденной чувствительности, кайсака заставляет быть сострадательным еще то понятное всякому опасение сегодня или завтра обнищать самому через баранту или падеж, столь частые в степи. Взаимная друг другу помощь, оказываемая кайсаками в последнем случае, достойна подражания и просвещенному европейцу. Потерпевшие от баранты или падежа пользуются неотъемлемым правом идти к другим своим родовичам со смелым требованием так называемого жлу, т. е. вспомоществования, следующего со всего благополучно пребывающего общества, которое или из сострадания, или побуждаемое каким-либо иным чувством действительно делает складчину в пользу первых. Короче сказать, право на требование жлу для кайсака столь же священно, сколь священно для него право на кунакасы, т. е. бесплатный обед или ужин, следующий всякому страннику.
Стр. 94. При обрезании родители назначают мальчику в его собственность некоторое количество скота, которое составляет его инчу; впрочем он при разделении наследства отца имеет право требовать себе часть наравне с прочими наследниками.
Стр. 98. Не совсем верны справки А. Левшина о ценности кайсакских жен, [которые] вызывают сказать ему в возражение, что величина калыма зависит и определяется богатством невесты или вообще большим или меньшим ее значением в свете, а не от того: первую или вторую жену берет кайсак.
Источник: Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 1 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1984, 2-е изд. доп. и переработанное, стр. 198-200