Shoqan – Труды: [О формах казахской народной поэзии]

Баксы – исполнитель кюев с кобызом. Рис. Ш. Уалиханова

Песнь, путешествуя по миру, однажды остановилась ночевать в стойбищах каракалпаков, по ту сторону р. Сыру. Весть о прибытии невиданной и неслыханной гостьи разнеслась с быстротою стрелы во все стороны.

Бесчисленное множество каракалпаков, собравшись в счастливом ауле, слушали дивную гостью с самого начала вечера и до самой утренней зари, пока наконец Песня устала и легла спать. Тысячи рассказов, повестей, песен и историй голосистой гостьи сохранили в памяти бесчисленные каракалпаки. Киргизы и трухменцы, стоявшие далеко вверх по р. Сыру на краю стойбища, – все родные племена тогда кочевали вместе, – прибыли поздно ночью и слышали только окончание чудных звуков. […]

Джир, собственно, значит рапсодия. Глагол джирламак значит «говорить речитативом». Все степные джиры обыкновенно поются речитативом под аккомпанемент кобыза. Предметами джира обыкновенно бывают жизнь и подвиги какого-нибудь известного в древности народного витязя. При этом должно заметить, что события жизни витязя, его подвиги, словом все, что составляет собственно повествование, рассказывается прозою, стихи же употребляются только в то время, когда герой поэмы или главные участвующие в ней лица должны говорить.

Между киргизами мне известны еще два джира, один называется «Эркокче-Эркосай»*. В нем описываются подвиги витязя из рода уваков, Эркокче, и сына его Эркосая в войне против сильного кипчакского племени. Эта рапсодия не имеет исторического интереса, самые имена витязей, в ней действующих, совершенно нам не знакомы, между тем, стихи чрезвычайно сильны и звучны. Вся рапсодия заключает в себе беспрерывный интерес, и еще тем более замечательна, что герой первой ее части проигрывает сражение и умирает, покрытый ранами. Сын его Эркосай отомщает потом кипчакам. Эта рапсодия занимательна была бы только разве потому, что в ней подробно излагается вся тактика и стратегия древних степных воинов.

В мое время в степи помнил эту рапсодию один только человек: киргиз Кокчетавского округа Койлы-Атыгаевской волости Арсланбай. К несчастию, я не имел времени списать эту занимательную рапсодию.

Другой джир называется «Урак-батыр»1. В нем повествуются похождения Урак-батыра, родом караульца, который, отправившись в набег на Россию, был взят русскими в плен и содержался в тюрьме 10 лет, потом женился в России, прижил детей, но соскучился по родному аулу, опять уехал в степь и там остался.

Кажется, что у нас есть фамилия Ураковых. Джир Урака-батыра знают многие киргизы, но только отрывками, всю же поэму я слышал однажды в Малой орде от песенника Нурумбая2, он родом алчин, но почти постоянно живет в кочевьях кипчаков при султане Ахмете Джантюрине3.

Чтобы дать понятие о мере стихов, которые употребляются в джирах, я привожу здесь пример. Девять тохтамышевых богатырей догнали Идыге, и Кен-Джанбай говорит ему:

Ай Едіге сен енді қайт сана*

Қайтып Еділ өт сана.

Еңсесі биік боз орда

Еңкейіп сәлем бер сана.

Еріні жұқа сары аяқ

Ер сарқытын іш сана;

Жаурындары жакталы,

Түйме бауы тартпалы,

Ал қара кіс үстіңе

Тон береді ки сана.

Көк ала жорға ат мініп,

Көн дабылпаз байланып,

Тұтам бауы сом алтын

Ақ сұңқар құс береді, –

Көл айнала чүй сана! и т. д.

Джир «Идыге» по событиям относится к концу XIV века, [но] должен быть составлен в начале XV. Это доказывается многими старинными словами и оборотами, которых теперь нет в языке, примечательно также и то, что в целой рапсодии нет ни одного персидского или арабского слова, тогда как теперь, с распространением магометанской религии, даже в обыкновенном разговоре между простым народом вошли в употребление слова из этих языков.

В последнее время моего пребывания в степи джиры почитались уже устарелою формою поэзии. Форма джиров, как и самый кобыз, осталась теперь только достоянием баксы. Они только еще сохраняют эту форму стихов, употребляя ее при заклинании джинов. Можно утвердительно сказать, что форма джира и употребление кобыза вышли из моды со смертью знаменитого певца-импровизатора Джанака4, он был родом кара-кесек отделения камбар, состоящего теперь в составе Каркаралинского округа.

Хотя существующие теперь певцы употребляют его напев и повторяют слово в слово его импровизации, но для аккомпанемента употребляют наиболее балалайку* о двух струнах.

Кобыз – род двухструнного альта, струны делаются из конских волос, и играют на них смычком. Кобыз имеет ту разницу против наших струнных инструментов, что у него нет верхней деки, корпус имеет фигуру круглую, ручка так вытянута, что струн нельзя к ней прижимать, берутся же разные тоны флажолетом*. Вообще это очень трудный и приятный инструмент, хотя он не очень звучен.

Балалайка и новейшие песни выжили теперь совершенно джир и кобыз. В степи существуют теперь следующие формы поэзии:

1. Джир, который достаточно объяснен мною.

2. Джилав – надгробная песнь. Она обыкновенно изобретается женщинами и очень часто импровизируется. Размер употребляется тот же, как и в джире. Между всеми известными джилавами самые трогательные и известнейшие в Средней орде суть: «Плач матери, ханши Айханым Валиевой5, о смерти старшего ее сына Мамеке, умершего от оспы в 1833 году» и джилав известной впоследствии певицы-импровизатрисы6, импровизированный ею на поминках мужа, когда ей было только 14 лет.

3. Каим7 – песни, употребляемые при свадьбах, состоящие в вопросах и ответах между молодыми людьми и девицами; они состоят из четырехстиший, в которых рифмуют первые два стиха с четвертым. Эти песни заключают иногда в себе загадки, эпиграммы и, наконец, шуточную брань, доходящую до самого отчаянного цинизма выражений.

4. Кара-улен8 – обыкновенная песня, она состоит из четырехстиший, заключающих в себе каждая отдельную идею. Эти песни поются более для голоса. Часто четырехстишие не имеет никакого смысла.

5. Улен9. Эта форма употребляется теперь всеми новейшими поэтами как для импровизации, так и для поэм, а наиболее введена в употребление певцами Орунбай10, рода караул, отделения атеке-дживир, и слепым певцом Чодже11, рода атыгай, отделения джана-кыргыз, постоянно находящимися при султане Абулхаире Габбасове.

Предметом этих песен есть большею частью какое-нибудь религиозное повествование. Они поют теперь подвиги Сеит Батала12 ходжи* и любовь Юсупа и Зюлейки, жизнь Ибрагима и проч., все эти повести по фанатизму идей и чудовищности изображения чрезвычайно скучны.

Форму улена певцы употребляют также для импровизации как самую удобную, и к которой они теперь как бы более привыкли. Известная поэма «Кузу-Курпеч и Баян-Сулу» пересказана мне была знаменитым Джанаком в форме улена.

Песня (улен) вошла в употребление в киргизской степи не более 50 лет назад, когда степь сделалась доступной тобольским и казанским татарам. Прежде беглецов и выходцев татарских киргизы продавали, как баранов, в Китае, Бухаре и Ташкенте, но по мере водворения магометанской религии татарские выходцы сделались в степи неприкосновенными мучениками мнений и религии. Формы татарской поэзии начали преобладать над первобытной формой кыргызского героического джира, полной [гар]монии звуков и мыслей.

Улен (песня) состоит из четырех стихов, два первые и четвертый суть силлабические, кончающиеся на одну рифму; третий не рифмуют. Я представляю для примера первое четырехстишие из «Кузу-Курпеча» для наших ориенталистов, чтобы доказать, что не по всем размерам восточной поэзии удобно применяема арабская мера.

*

1) Во всех наречиях, происходящих от татарского или, следуя ученым, от тюркского корня, существует слово «игит» – джигит , но в разных странах оно имеет, кроме различного произношения, и разный смысл. На Кавказе, в Анатолии у курдов это слово значит лихач, молодец, наездник; в этом же смысле оно принято и в Константинополе – если говорят о военных маневрах и удальствах кавалеристов; в кочующих же татарских племенах Средней Азии слово джигит значит парень, молодец (парубок). Лета джигита не определены, потому что в степи до 80 лет можно быть даже ребенком ( ). Слово джигит не употребляется у оседлых татар казанских и тобольских, оно заменилось словом малай ( ) (малой), которое означает полуприказчика и полураба.

2) Слова азаматтар, чоралар () употребляются весьма часто в древних киргизских поэмах (джир). Азамат собою означает человека свободного, имеющего жену и независимое от родственников состояние, человека совершеннолетнего и выделенного из имущества [отца]. Чора – синоним азамат, но слово это делается несколько привольным, будучи употреблено само по себе без прибавления слова азамат. Чора азамат – слова чисто военные, и по-русски их можно перевести: товарищ, дружина.

3) Сказка про Кузу-Курпеча и Баян прекрасную существует во всех татарских и монгольских племенах Средней Азии, разумеется, с разными изменениями мест и времени. Профессор Эрдманн13 издал «Кузу-Курпеча» на персидском языке с комментариями, я не читал ее, потому что не знаю персидского языка. Потом «Кузу-Курпеч» была переведена кем-то в Оренбурге с башкирского языка и издана в небольшом количестве экземпляров14.

В Киргизской степи она существует в изустном предании между песенниками.

Формы, в которые облекается киргизская поэзия, суть следующие: улен – песня, вновь импровизированная или созданная прежде каким-нибудь знаменитым песенником (уленчи) и передаваемая сколь возможно ближе к подлинному при аккомпанементе балалайки, кобыза или жестов; уленчи, который поет песню (улен), вправе прибавить от себя вступление и заключение повести. В этом переводе15 четыре первые куплета принадлежат песеннику Джанаку, происходящему из кара-кесеков, отделения камбар, остальное же – чистое предание неизвестного поэта старых времен.

***

Заметки Ш. Валиханова о казахской народной музыке 1862г

Самый замечательный исторический джир киргизский – это «Идиге», тот самый Идиге, Эдеку и Идигей, о котором говорится в ярлыке Тохтамыша, тот самый бек-mangab* и темник, который разил Витовта при Ворскле и управлял ордой безотчетно при четырех ханах. Урак, Ир-Кокче*, Ир-Косай* – герои других эпических поэм, также из времени первого ногайского народа, но джиры их замечательны только по любопытному описанию племенных волнений, ханских битв, батырских набегов в смутную послетохтамышевскую эпоху ордынскую.

Поэтические произведения киргиз: эпосы, похвальные оды, плачи* – так называется песня по умершем муже жены, по сыну – матери16; даже песни импровизаторов имеют рифму и размер и передаются изустно из рода в род, из поколения в поколение особым сословием певцов ахунов17, как в древней Греции передавались песни Гомера рапсодами; ахуны эти пользуются особенным уважением народа и похвальными словами богатым султанам и биям наживают себе известность и богатство. Хотя в настоящее время этих ахунов (иначе ) в степи и много, но они более импровизаторы18, и древние джиры по непонятности своей для нового поколения с году на год выходят из употребления, и самих знатоков их остается очень мало. Собрать их также трудно: при всем старании я успел достать полный список «Кузу-Курпеча», небольшой отрывок из «Едиге и Урака», но, впрочем, надеюсь в скором времени найти все древние джиры от одного знающего их ахуна, с которым познакомился недавно.

Древнетатарские предания и поэмы и особенно названия родов, из которых составляется союз трех орд киргизских, заставляют думать, что действительно казаки* как народ татарский не так древни, как утверждают; в древности слова казак и сословие казаклык…*

Источник: Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 1 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1984, 2-е изд. доп. и переработанное, стр. 280-286