Shoqan – Труды: О Кокандском посольстве

Генерал Вельяминов письмом к директору Азиатского департамента Константину Константиновичу Родофиникину писал об упорстве [кокандского] посланника и полагал причиной того желания получить подарки, зная через разговор его с начальником штаба генерал-майором Броневским, что цель его посольства есть исходатайствовать помощи от государя императора против китайцев, [в частности] артиллерии с офицерами и прочих пособий, ибо владельцу завершить войну не по силам, страшится [ее] последствий. [Однако] при дружестве нашем с Китаем неприлично было бы отправить [его] в Петербург и тем более, что, отправляя посольство, хан приманил к себе Саржана Касимова, который в прошедшем присягнул государю императору, дал ему белое знамя, золотой меч и латы в пятьсот червонцев. А вследствие всего этого и издержек ходатайств решительно отказать посольству, а полагая неприличным отпустить обратно китайцев, а оставить их, ибо китайцы могут узнать и почтут за неприятный поступок.

17 сентября получен был. ответ господина Нессельроде от 24 августа 1831 года. Его императорское величество, принимая в уважение коварное поведение коканского хана, который, отправлял посланца, в то же время объявил себя покровителем столь значительного числа киргизов, входящих в состав округов1, соизволил признать неуместным принять посланца и благоугодно государю императору, чтобы вы, пригласив, публично дали бы ему почувствовать всю неприязненность поступков его хана, почему он не может быть допущен к высочайшему двору и не принять дары, им привезенные, и пригласить его ехать обратно, причем, дабы на пути не мог посеять раздор в аулах, препроводить отрядом.

9 октября отправилось посольство из Тобольска на Петропавловск, первого ноября выехало из Петропавловска, а 21 февраля 1832 г. выехало из Ак[молинского] округа.

14 июля 1831 года прибыл из Кокаиа в Ак[молинский] отряд токсаба Джанузяк по уг[овору] с киргизскими султанами для вручения посланнику письма от хана2 к государю императору о перемирии с Китаем и восстановлении торговых сношений, но сам посланник письмом объявил, что приезд токсабы имел целью узнать о его делах и здоровье, ибо дошли слухи до хана, что он был ограблен киргизами. Он хотел увеличить свою важность. Посланник уехал огорченный, [что] у него взяли одного из служителей, который оказался беглым татарином, и жаловался, что будет через Оренбург и Астрахань домогаться представления в Петербург.

На содержание посольства издержано 13 260 рублей и 14½ копеек ассигнациями.

В свите его были чиновники: ишик-агасы *, три токсабы, два мирахора, один мирза-баши, джи-баши, четыре караулбека и семь служителей. Два китайца Лянза и Кянза. Первый, уроженец города Хуме-Джуга (?)*, по-монгольски — Урманчи, был колдаем, второй — из Ни-Чада из простых китайцев, взятых в плен в предместьях Кашгара; пленных своих соотечественников [они] видели очень много, особенно в Ташкенте.

* * *

В 1831 году 24 апреля прибыл в пограничный отряд на урочище Акмола… коканский посланец Ходжа Мир-Курбан Судюр Каюмов из сословия улемов, бывший прежде [в] 1828 году в Петербурге в этом же звании, с женой, двенадцатью чиновниками, семью человеками прислуги для личного свидания с государем императором, с одним слоном и двумя китайцами в подарок государю. Чтобы не возбуждать подозрения китайцев, сибирское начальство писало по эстафете к вице-канцлеру графу Нессельроде, а до времени отправило лекаря для задержки под видом карантина и очищения, между тем посольство успело до получения предписания о задержании прибыть в город Петропавловск 29 мая. От 3 июня 1831 года получено на имя генерал-губернатора Вельяминова письмо от вице-канцлера господина Нессельроде, что, принимая во внимание чрезвычайные издержки, в которые вводит означенное посольство, и даже бесполезность их в некоторой степени, и более всего враждебные отношения Кокана к Китаю в то время, когда с последним имеет дружественные отношения и самую выгодную торговлю, — признал сообразно с обстоятельством отклонить это посольство от прибытия в Петербург. Потому под предлогом холеры, которая свирепствует здесь, принять его в Тобольске, взять грамоту и отправить в Петербург, слона тоже при офицере, а двух китайцев отправить в Иркутск к тайному советнику Лаванскому для препровождения их в Ургу, буде китайцы того пожелают. Господин Лаванский уведомит пограничное начальство Срединной империи, что коканское посольство в уважение дружественных связей, яко враждебное Китаю, не принято. Нужно, чтобы коканцы не знали о направлении, данном китайцам. Если посланник пожелает остаться на границе до получения ответов из Петербурга, чтобы самому доставить хану, то нужно согласиться. Для содержания их неукоснительно будет ассигновано от господина министра финансов восемь тысяч рублей.

25 июля 1831 [года] прибыло посольство в Тобольск. Господин Вельяминов от 25 июля написал послу письмо, коим извещал его, что по случаю холеры, свирепствующей в Петербурге, где несколько тысяч народа сделались жертвой, он получил высочайшее разрешение принять его в Тоболе, дабы не подвергнуть жизнь его «опасности, даже смерти, коей вы легко можете сделаться жертвой», и потому просил достопочтенного посланника вручить ему грамоты и подарки, посланные августейшему двору, ибо государь императора «повелел ему как своему наместнику, которому вверен весь край Западной Сибири, объясниться по возложенному на Вас от хана поручению. Все, что вы мне вверите, будет доведено до сведения государя императора, а ответ доставлен в Кокан с нарочным. Чтобы более удостоверить Вас в справедливости моих с Вами объяснений, я счел за нужное к Вам отнестись о сем официально».

Посланник ответил весьма искусно, даже со знанием наших канцелярских форм. Посланник ответил, что хотя он с удовольствием принял предложение его с повторением высочайшей воли и остается в полной уверенности, но не осмеливается «открыть[ся] кому-либо другому», ибо ему приказано лично передать подарки и секретные поручения великой важности сообщить только государю императору, и просил не гневаться, ибо исполняет волю своего государя. Затем просил довести до сведения государя императора о сделанном им отзыве и сообщал, что с сей же почтой написал письмо и к великому министру графу Карлу Васильевичу*.

Далее вы объясняете, что в некоторых губерниях Российского государства есть болезнь, называемая холерой. Имея от его премудрости господина хана — дело такой первостепенной важности — было бы ни на что не похоже, если б, убоясь смерти, возвратился бы обратно, не исполнив поручения его премудрости нашего хана. Смерть есть наследство каждого из нас.

И, отказавшись от всяких объяснений, [посланник] объявил, что он готов ожидать прекращения холеры.

* * *

Секретный рапорт начальника штаба генерал-майора Броневского генерал-губернатору Западной Сибири генералу-от-инфантерии Вельяминову В.

28 июня, прибыв в Петропавловск, я, посетив посланца, узнал о цели посольства следующее:

1. Шесть лет (с 1826 г.) как жители Кашгара стали стараться сложить тягостное иго Китая: таможенные тягостные налоги, ограничения в свободном отправлении веры (?), насилие жен и дочерей; они решили освободиться и получили согласие на подкрепление коканского хана.

2. Китайцы установили стеснительную систему для внешней торговли, вследствие чего фарфоровые произведения этой страны не находили сбыта и проходили только тайно через китайские таможни.

3. Владельцы Кашгара происходят из священного и уважаемого магом[етанами] рода ходжей, приписывающих себе близкое родство с Магометом. При завоевании Китаем они были отвезены в Пекин, где и содержатся доныне в уважении, но внуки последнего владельца, случайно спасенные, попали под покровительство Кокана. Джангир-ходжа и Мухаммад Юсуф-ходжа*, возмужав, стали думать о возвращении родового наследия. Хотя китайское правительство платило хану коканскому до тысячи ямб за их содержание и для отнятия у них возможности домогаться, но хан, вняв стонам кашгарского народа и просьбе ходжей, дал старшему из них Джаигиру до пятисот человек и отпустил в Кашгар. [В] 1827 году при появлении его в Кашгаре вспыхнул мятеж, и народ встретил с радостью своих претендентов. Китайское войско в числе семнадцати тысяч человек под начальством Гуна-Я затворилось в Гульбаге и не сдавалось ни на какие условия, но после нескольких приступов было взорвано на воздух. Остальные частью побиты, частью взяты в плен, в Кокан отвезено до тысячи человек.

Коканскии хан принимал личное участие. [В] 1828 [году] китайцы снова заняли Кашгарию. Джангир [был] взят в плен, участники мятежа были казнены, дома их срыты, семейства их роздали в рабство чиновникам. Всеобщий грабеж ознаменовал торжество китайцев. [В] 1829 [году] китайцы прислали посланников, предлагая кокандцам мир и тысячу ямб, которые получали прежде, с тем, чтобы хан не вспомоществовал ходже. Хан отверг предложение и решил доставить Кашгару свободу. Посему вошел в сношение с бухарскими и каратегинскими владельцами, которые обещали помощь, и последний султан Махмуд-хан дал две тысячи человек галча, известных своей храбростью.

Коканское войско простиралось до шестидесяти пяти тысяч, в этом числе десять тысяч пехоты и десять замбураков (верблюжьей артиллерии). Коканскии хан и Мухаммед-Юсуф-ходжа при помощи вольницы киргизской в прошедшем 1830 году вторглись в Кашгар. Хотя кульджинский цзян-цзюиь имел значительную армию, китайцы были разбиты: пятьсот человек попали в плен (отправлены в Кокан), две тысячи большого калибра и 12 четвертных ружей и 700 фальконетов, которые носят три человека и стреляют ядрами. Но не находя при всем том возможности удержать Кашгар и чтобы спасти[сь] от гибели при взятии опять китайцами, хан вывел до ста тысяч семейств и поселили их ниже Ходженда на Сыр-Дарье на урочище Дальварзы с десятилетней льготой. Хан коканский, обрадованный успехами своего оружия, решился уведомить о том Россию и отправил настоящее посольство.

Источник: Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 3 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, 2-е изд. доп. и переработанное, стр. 308-312