Shoqan – А. Х. Маргулан. Очерк жизни и деятельности Ч. Ч. Валиханова

Вид города Омска. 1850. Рис. А. Померанцева

В 30-х годах XVIII в. начался процесс присоединения казахских земель к Русскому государству, длившийся более ста лет. Добровольное присоединение Казахстана к России, вопреки реакционной колонизаторской политике царизма, имело большое прогрессивное значение. Передовая русская культура и наука стали оказывать плодотворное влияние на развитие казахской демократической культуры. Проникновение русской прогрессивной мысли в Казахстан положило начало глубоким изменениям в сознании казахского народа, вызвало его тяготение к русской культуре, к образованию. Появление на исторической арене Чокана Валиханова могло произойти только в результате экономического и культурного общения двух народов — русского и казахского. Предки Ч. Ч. Валиханова принадлежали старинному султанскому роду. Его прадед, хан Среднего жуза Аблай, одним из первых принял русское подданство и на протяжении всей жизни поддерживал торговые и политические связи с Россией. Старший сын Аблая — Вали, последний хан Среднего жуза, развивал эти связи. Вали, от которого Чокан Валиханов получил свою фамилию, приходился ему родным дедом. Семейные предания Валихановых, записанные Г. Н. Потаниным во второй половине XIX в., сообщают: «У хана Вали были две зимовки — одна на ханском озере, на востоке от Кокчетава, другая на Сырымбете. Потомки от первой жены Аблая Сайман живут и теперь там (т. е. на Боровом). Дети Айганым (младшей жены хана Вали) на Сырымбете». Главная ставка, перешедшая по наследству к Вали-хану и его потомкам, находилась на озере Боровом и была известна под разными наименованиями (Урда, Хан-кон, Ханнын Кзыл-Агаши и т. д.) После ликвидации ханской власти и принятия «Устава о сибирских киргизах» бывшие наследственные земли (имения) Вали-хана были разделены между его сыновьями. Его коренная юрт-ставка Кзыл-Агаш перешла к старшему сыну Губайдулле и потомкам последнего, а Сырымбет достался детям его от младшей жены Айганым. Отец Чокана — Чингис Валиев, внук хана Аблая, родился в Кзыл-Агаше (по другим данным, в Сырымбете) в 1811 г. Когда умер Вали, Чингису было десять лет. С юных лет Чингис тесно общался с русскими, окончил Омское войсковое училище, был одним из тех казахских феодалов, которые пошли на сближение с царской администрацией. Отцовское наследство должно было перейти к старшему сыну Вали — Губайдулле. Однако по политическим причинам Губайдулла не мог воспользоваться этой привилегией. Главой семьи стала вдова хана Вали — Айганым (1783-1853 гг.), бабка Чокана Валиханова. Это была умная, дальновидная и для того времени образованная женщина. Она знала несколько восточных языков, интересовалась русской культурой, переписывалась с Азиатским департаментом Министерства иностранных дел и Сибирским комитетом в Петербурге. Айганым пользовалась большим авторитетом у местного населения. Судя по архивным источникам, круг общественно-политических интересов Айганым был довольно широк. После принятия «Устава о сибирских киргизах» без ее участия не проходило ни одно сколько-нибудь важное событие в Центральном и Северном Казахстане. Айганым стремилась к укреплению дружественных отношений между казахами и русскими. Она помогала русским ученым и инженерам, занимавшимся геодезическими исследованиями в Казахской степи. «Айганым, родная его бабка по отцу,— писал П. П. Семенов-Тян-Шанский,— вдова хана Валия со своими детьми осталась верной России в то время, когда остальные ее родичи, дети хана Валия от первого брака и его братья, не хотели признавать того, что хан Валий принял русское подданство. Александр I с большим вниманием отнесся к вдове хана Валия и велел выстроить ей в Киргизской степи дом, в котором родился Чокан Валиханов».

Вид на усадьбу с восточной стороны. Рис. Ч. Валиханова. Карандаш. 1853

Айганым хорошо понимала значение русского образования. В 1827 г. она отдала своего сына Чингиса, отца Чокана, в училище Сибирского линейного казачьего войска. Училище имело общеобразовательный уклон и давало среднее образование; при нем был специальный класс восточных языков для подготовки квалифицированных переводчиков и топографов. После семилетнего обучения Чингис вышел из училища достаточно образованным человеком, осведомленным в вопросах науки, литературы и искусства, а также истории, географии и статистики своей страны. Чингис был одним из первых казахов, хорошо знавших русский язык, и благодаря этому ему были доступны богатства русской культуры. По окончании войскового училища Чингис в возрасте 23 лет назначается старшим султаном только что образованного Аман-Карагайского округа с присвоением чина майора, а затем — полковника. В год окончания войскового училища (1834 г.) после переезда в Аман-Карагай Чингис женился на Зейнеп Чормановой, сосватанной, согласно обычаю, ему еще в детстве. В ведении старшего султана находились многочисленные казахские аулы племен атыгай, караул, керей, кипчак и уак (онгит), живших по рекам Убагану, Кундузды, Терсбутаку и у оз. Кушмурун. Земля, занимаемая этими племенами, их зимние и летние стоянки впоследствии были запечатлены в зарисовках и чертежах юного Чокана, сделанных им во время летних каникул (1850-1852 гг.). В 1835 г. центр Аман-Карагайского округа был переведен в Кушмурун, и в связи с этим округ стал называться Кушмурунским. К этому времени заканчивается постройка Кушмурунской крепости со всеми жилыми и хозяйственными сооружениями и казармой для гарнизона. Семья Валиханова поселилась в ней. Неподалеку, в северо-западной дубраве, у Кушмурунского озера, в широкой лесной тени была построена оригинальная летняя ставка, которую Валихановы назвали «Кун-тимес» — «Солнце не падает». На карте Чокана она названа «біздің үй» — «наш дом». Там Чингис собирал всех своих русских друзей, там с ним беседовали ученые, журналисты и многочисленные инженеры. В Кушмуруне Чингис прожил двадцать лет. Здесь он обзавелся большой семьей. У него было семь сыновей и пятеро дочерей, из которых только Сахиб-Керей (Козыке), Апия и самый младший Нурмухаммед (Кокыш) родились в Сырымбете, все старшие — в Аман-Карагае и Кушмуруне. Кушмурун стал второй родиной Чингиса. В 1853 г. по предложению генерал-губернатора Западной Сибири царское правительство издало распоряжение об упразднении Кушмурунского окружного приказа и «состоявших в оном пять волостей причислить к Кокчетавскому округу». В приказе говорилось: «Взамен упраздненного Кушмурунского приказа открыть новый окружной приказ при месте расположения Атбасарской станицы под названием Атбасарского окружного приказа». Таким образом, вместо Кушмуруна новым административным центром стал населенный пункт Атбасар, расположенный на р. Ишим, к северо-западу от Акмолинского приказа. В июне 1853 года Чингис с семьей покинул давно обжитый берег Убагана и возвратился в Сырымбет, в усадьбу своей матери, где и провел большую часть своего детства Чокан Валиханов. Описание фамильной усадьбы и обстановки в доме Валихановых наиболее полно представлено в записках офицера Генерального штаба А. К. Гейнса, принимавшего участие в исследовании Казахстана в качестве члена Степной комиссии в 1856-1867 гг. Он писал: «Зимовка Чингиса лежит от настоящего места кочевки в 10 верстах. Две живописные горы, покрытые бором, закрывают его усадьбу; пронесшись по каменистому подъему и спуску, мы увидели несколько домиков во вкусе наших помещичьих средней руки, а посредине мечеть. В середине дома, занимаемого Чингисом с женою, убранство подходит к помещичьему. В зале орган, играющий до двенадцати пьес; зеркала в простенках, бронзовые канделябры с хрустальными подвесками, такие же бра; маленькие шелковые портьеры, обшитые тонким, но широким аграмантом. В гостиной вместо гарднеровских или корниловских ваз стоят китайские; лампа на столе, диван и прочее. Все полы выложены ташкентскими и персидскими коврами; на мебель накинуты тигровые, барсовые и медвежьи шкуры. Общее впечатление приятно». В Сырымбете Чингис жил только зимой, летом кочевал. Иногда вместе с Чингисом кочевали Чокан и Г. Н. Потанин, приезжавшие к нему отдыхать на лето. В 50-60-х годах XIX в. джайляу (летние стоянки) Чингиса находились далеко от Сырымбета, в верховьях Ишима, в нынешней Атбасарской степи. Его наиболее известные джайляу, по описанию Г. Н. Потанина, были Кулаайгыр, Калмакколь, Салкынколь и Токты. Позднее маршруты кочевания сократились, и Чингис проводил лето недалеко от Сырымбета, на урочищах Саумалколь (Аиртау), Куйгенколь, Акжар, расположенных в Казанском районе. К концу XIX в. семья Валихановых перестала кочевать и жила в пределах Сырымбета. О Чингисе сохранились данные в многочисленных архивных и литературных источниках, которые характеризуют его как знатока быта, обычаев, экономической и политической жизни казахского общества той эпохи. Для своего времени Чингис был культурным и образованным человеком, ценителем пауки, литературы и искусства. Своей деятельностью он немало способствовал приобщению казахов к передовой русской культуре. Чингис оказывал энергичное содействие ученым, приезжавшим в Северный Казахстан для проведения научно-исследовательских работ. К нему нередко обращались научные учреждения и отдельные ученые в надежде получить новые сведения о Казахстане. В таких случаях он всегда с большой охотой делился своими знаниями и тем обширным материалом, который имелся в его распоряжении. Он часто помогал своими юридическими и статистическими сведениями С. Сотникову, И. И. Ибрагимову, А. К. Гейнсу, А. К. Крохалеву и другим исследователям, писавшим об обычном праве казахов. По просьбе научных учреждений и отдельных ученых он неустанно собирал материалы казахского фольклора и этнографии, которые передавал М. В. Ладыженскому, Н. Ф. Костылецкому, Г. Н. Потанину, Обществу антропологии и этнографии при Казанском университете. Н. Ф. Костылецкий — учитель Чокана — в одном из своих писем к профессору И. Н. Березину в 1852 г. писал: «Хочу познакомить Вас с содержанием народной поэмы «Козу-Курпеч и Баян-Сулу», список которой доставлен был одному из покойных моих приятелей старшим султаном Кушмурунского приказа Чингисом, сыном последнего хана Средней орды Валия».

Встреча чиновника в ауле Сырымбет. Ч. Ч. Валиханов. Перо. 1854

Чингиса как отца Чокана и поборника русской науки и просвещения в Казахской степи хорошо знали в Москве и Петербурге, особенно в Географическом и Антропологическом обществах, для которых он собрал редкие этнографические экспонаты из жизни казахов. Большой материал он передал Московской промышленной выставке, организованной после завершения присоединения Средней Азии к России. Отдельные предметы, собранные им по просьбе проф. В. В. Григорьева для этнографической коллекции, ныне хранятся в музеях гг. Ленинграда, Москвы и Гамбурга. Прогрессивные устремления отца Чокана наиболее четко оформились после его ухода в отставку. Это обстоятельство нашло определенное отражение в событиях, последующих за политическим процессом над «сибирскими сепаратистами». В 1865 г. Чингису было предъявлено политическое обвинение, находившееся в прямой связи с распространением в Омском кадетском корпусе прокламации «К патриотам Сибири» н арестом друзей Валихановых — Г. Н. Потанина, Н. М. Ядринцева, Ф. Н. Усова и других. В Омском архиве сохранилось дело под названием «О преступных мыслях против правительства, выраженных султаном полковником Чингисом Валихановым». Кроме Чокана, у Чингиса Валиханова было еще несколько талантливых сыновей, получивших русское образование. Наиболее даровитым из братьев Чокана был Сахиб-Керей (Козыке), умерший в молодые годы. Это был незаурядный поэт и композитор, доставлявший своими песнями немало радости ценителю искусства Чокану Валиханову во время пребывания последнего в родном ауле. Козыке находился в дружественных отношениях с народным композитором Ахан-Серэ и вместе с ним сочинил ряд напевов и мелодий романтического склада. Из песен, созданных ими, наиболее популярны «Ай-кокек», «Топай-кок», «Сырымбет», и «Кокеннын аманаты». Последняя песня была посвящена памяти Чокана Валиханова, любимого брата Козыке. Другой брат Чокана Макы (Макажан) Валиханов (1844-1923 гг.) был художником. Получил образование в Петербурге в школе глухонемых, затем в качестве художника сотрудничал в разных научных учреждениях и библиотеках. Чокан, обративший внимание на одаренность брата, помог ему устроиться в мастерскую Академии художеств, где он как вольноприходящий занимался живописью. Макы прожил в Петербурге 11 лет. Возвратившись в Казахскую степь, занимался общественными делами и лишь изредка работал кистью. Через Чокана Валиханова Макы познакомился со многими учеными и общественными деятелями в Петербурге и Омске. Г. Н. Потанин, хорошо знавший Макы, писал: «Когда я ехал из Кокчетава разыскивать аул Валихановых, я думал, что если с кем из четырех живых братьев заведу наиболее откровенные связи, то именно с Маке». По отзыву Г. Н. Потанина, Макы сохранил глубокую привязанность к русскому народу и русской культуре, воспринятую им от Чокана. Из других сыновей Чингиса следует отметить Махмуда Валиханова (1848-1918 гг.). Он находился под сильным влиянием Чокана, с детства любил читать русских и западноевропейских классиков. Подобно другим братьям, Махмуд с юных лет общался с русскими учеными, писателями и инженерами. Дружеские связи с ними он сохранил до конца жизни. К нему часто приезжали ученые из Западно-Сибирского отделения Географического общества, иногда и из Петербурга. В 1908 г. он через Н. Павлову передал в Петербургскую публичную библиотеку (ныне Государственная публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина) письмо Ф. М. Достоевского к Чокану Валиханову, написанное писателем в Семипалатинске в 1856 г. Такова была семейная среда, в которой родился и вырос будущий ученый-просветитель Чокан Валиханов. * * * Чокан Валиханов (полное его имя — Мухаммед-Ханафия, а Чокан — прозвище, данное матерью) родился в ноябре 1835 г. в крепости Кушмурун. Об этом свидетельствует формулярный список о службе Ч. Валиханова, хранящийся в архиве Министерства иностранных дел СССР.

Групповой портрет братьев Чокана. Реконструкция рисунка Ч. Валиханова

Чокан провел свои детские годы сначала в Кушмуруне, а потом в Сырымбете — усадьбе своих предков. Это — красивейшие места в Северном Казахстане, овеянные историческими легендами, с которыми связаны детские воспоминания Валиханова и которые запечатлены в его детских и юношеских рисунках. Еще совсем молодым Чокан производил первые записи казахского народного эпоса в Кушмуруне. По воспоминаниям Валихановых, Чокан был очень живым и умным мальчиком. Его детство протекало в степи, среди народа, хранящего многочисленные легенды о своем героическом прошлом, и чуткий мальчик с ранних лет прислушивался к историческим преданиям, любил общаться с людьми из народа, слушать песни и рассказы простых людей. Уже в детстве определились основные черты духовного склада Чокана, он рано развился и порою рассуждал, как взрослый. Значительное влияние на духовный рост маленького Чокана оказала его бабушка Айганым. Для впечатлительного, одаренного от природы мальчика бабушка была неисчерпаемым источником знаний, народной мудрости. В увлекательной форме она рассказывала Чокану старинные казахские легенды, предания, вспоминала исторические события недавнего прошлого, в которых сама принимала участие. Светлые воспоминания о бабушке — носительнице лучших народных традиций, обычаев — Чокан сохранил на всю жизнь. Сначала Чокан учился в Кушмуруне в частной казахской школе. Здесь он овладел основами арабского письма п научился рисовать карандашом. В этой школе обычно занимались чтением на кыпчакском и чагатайском языках памятников средневековой литературы, упражнениями в разговорной арабской и персидской речи и декламацией стихов восточных поэтов. Султанские дети, по традиции, должны были изучать несколько восточных языков или, как говорилось, «жеті жұрттың тілін білу» — знать языки семи народов. Этот обычай тогда еще соблюдался, и Чокан, как видно из архивных материалов, занимался восточными языками, хорошо усвоил арабскую, а позже и уйгурскую грамоту. Одним из детских увлечений Чокана было рисование. Этому искусству он научился у русских художников-топографов и геодезистов, подолгу проживавших в Кушмурунской крепости, в семье Валихановых. Кроме того, в ауле Валихановых часто гостили русские ученые, инженеры и образованные офицеры, которые возбудили в восприимчивом мальчике интерес к искусству и литературе. Большое удовольствие доставляла юному Чокану соколиная охота. Чокан обычно делал большие экскурсии по степи. Его привлекали бескрайние просторы степей, зеленые рощи, тугаи речных долин, высокие утесы, он наслаждался близостью родной природы. Такие поездки знакомили Чокана с родным краем. Еще в детстве он бывал в Акмолинских и Баян-Аульских степях, часто гостил у родных своей матери, живших около Баян-Аульских гор. Эти поездки надолго запечатлелись в памяти у Ч. Валиханова. Уже будучи воспитанником кадетского корпуса, он часто делился воспоминаниями о них со своим другом Г. Н. Потаниным. С ранних лет Чокан проявлял огромную любовь к казахской народной поэзии, записывал ее классические образцы и читал их вслух своим родителям. Уже в детстве им было записано несколько вариантов народных поэм «Козы-Корпеш и Баян-Сулу» и «Еркокше», которые позже он передал своему учителю Н. Ф. Костылецкому. Немалую роль в пробуждении у Чокана интереса к народной поэзии сыграли частые посещения его семьи казахскими певцами и сказителями. Чокан увлекался поэзией и других народов Востока. Еще в ауле он запоем читал стихи классиков восточной литературы. Как писал сам Чокан, любовь к восточной поэзии он сохранил на всю жизнь. «Чокан был человек с поэтической душой и восточным воображением, — писал один из его друзей, известный публицист Н. М. Ядринцев. — Он любил арабские стихи и вместе с учителем своим Костылецким приходил в восторг от них». Большое значение в формировании научных интересов Чокана имели связи его отца с представителями передовой русской интеллигенции, о чем уже говорилось выше. В ауле Чингиса бывали многие высокообразованные люди, как, например, академик А. И. Шренк, декабристы С. М. Семенов, В. И. Штейнгель, Н. В. Басаргин, работавшие в областном правлении Сибирских казахов, студенты Казанского университета С. Сотников, Н. Ф. Костылецкий и Т. Сейфуллин. К сбору и подготовке различных материалов для русских ученых, исследовавших Казахстан, Чингис иногда привлекал и сына. До нас дошло письмо декабриста В. И. Штейнгеля, написанное им от имени полковника М. В. Ладыженского, работавшего в то время начальником Пограничной комиссии, в котором он просил Чингиса собирать образцы казахской народной поэзии, сказок, легенд и преданий. Выполняя просьбу М. В. Ладыженского, Чингис неоднократно приглашал к себе лучших акынов и сказителей и при помощи Чокана записывал казахские песни и легенды, которые затем отсылал в Омск. * * * Жажда познания все сильнее охватывала Чокана. Он мечтает об учебе в большом городе. Чингис хотел отдать сына в такое учебное заведение, где бы он мог получить хорошее образование. Осенью 1847 г. отец привез 12-летнего Чокана в Омск на учебу. Русские друзья Чингиса помогли ему устроить сына в Сибирский кадетский корпус, считавшийся тогда лучшим учебным заведением в Сибири. Большой город, центр обширного края, произвел глубокое впечатление на восприимчивого мальчика, только что приехавшего из аула. С большим увлечением Чокан стал зарисовывать карандашом виды Омска. «Русский город поразил мальчика, и он изображал карандашом один из городских видов», — вспоминает Г. Н. Потанин.

Дом генерал-губернатора. Омск

Годы учебы Чокана в кадетском корпусе — это годы николаевской реакции и в то же время — годы усиления общественно-политической борьбы против феодально-крепостнического строя. Россия в это время стояла накануне больших исторических событий. До самых отдаленных окраин страны доносились отзвуки освободительной борьбы против царизма, доходили вести о петрашевцах, письме В. Г. Белинского к И. В. Гоголю, в котором со всей силой прозвучал призыв к борьбе с самодержавием. Передовые революционно-демократические идеи В. Г. Белинского и А. И. Герцена стали известны по всей России, произвели переворот в умах лучших представителей русского общества, оказали глубокое влияние на развитие освободительного движения в стране, проникли в Сибирь и в далекий Казахстан, в Сибирский кадетский корпус, где в это время учился Чокан Валиханов. Сибирский кадетский корпус был создан в 1845 г. на базе бывшего училища Сибирского линейного казачьего войска и считался одним из лучших учебных заведений того времени. По определению декабриста И. Завалишина, это «был рассадник просвещения и патриотизма». В. П. Лободовский, друг И. Г. Чернышевского, читавший лекции в корпусе, говорил, что Сибирский кадетский корпус был одним «из первых рассадников военного и общего знания». Поистине культурное значение этого учебного заведения трудно переоценить. Из него вышли многие выдающиеся общественные и военные деятели, ученые и публицисты. Некоторые из них прославились своими географическими открытиями и научными исследованиями. Здесь учился большой знаток Сибири В. И. Вагин, впоследствии ученый-просветитель, издатель и редактор первого в Сибири частного печатного органа газеты «Амур». Он оставил интересные воспоминания о своей учебе в корпусе. Питомцем Омского кадетского корпуса был близкий друг Чокана Г. Н. Потанин, впоследствии выдающийся путешественник и исследователь Сибири, Казахстана, Монголии и Центральной Азии. С Сибирским кадетским корпусом была связана деятельность публициста Н. М. Ядринцева, одного из ярких представителей передовой русской общественной мысли прошлого века, исследователя истории народов Сибири и Казахстана. К выдающимся воспитанникам Сибирского кадетского корпуса относится и Н. Ф. Анненский, друг Ч. Валиханова и Г. Н. Потанина, впоследствии известный ученый — статистик и публицист. Учеба в корпусе оказала большое благотворное воздействие на многих его питомцев, в том числе и на Чокана Валиханова. Кадетский корпус имел широкий общеобразовательный профиль. Учебная программа включала, помимо военных дисциплин, всеобщую географию, географию России, всеобщую историю, историю России, русскую и западноевропейскую литературу, основы философии, ботанику, зоологию, физику, математику, геодезию, строительное искусство с главными началами архитектуры и общие понятия о естественной истории; преподавались также черчение, рисование, каллиграфия, языки: русский, французский и немецкий. Кроме того, в корпусе был особый класс восточных языков. Здесь преподавали тюркский, монгольский, арабский и персидский языки. Обучение было восьмилетнее. Оно состояло из двух приготовительных классов, пяти основных и шестого — специального класса. В последнем преподавались военные науки (тактика, артиллерия, полевая фортификация) и основы сельскохозяйственной науки. В приготовительных классах воспитанники штудировали русский язык, арифметику и рисование. В основных классах изучались иностранные, в том числе восточные языки, и среди них казахский, татарский и чагатайский. Преподавание языков состояло в чтении текстов, заучивании слов и декламации стихов и басен. По прохождении учебной программы воспитанники хорошо усваивали эти языки и могли сносно на них объясняться. Весьма обширной была программа по истории, географии и литературе. Уже в первых классах кадеты проходили историю древних веков, географию Европы. В четвертом и пятом классах преподавали: теорию словесности, историю русской и западноевропейской литературы, историю и географию Российской империи. В географию как предмет входили также этнография и антропология, изучение различных человеческих рас, классификация языков, разделение языков на главные семейства, различия народов по понятиям религиозным и по образу жизни. Большое место отводилось изучению стран Азии (Китай, Индия, Афганистан и Персия). Здесь рассматривались: народонаселение Азии, происхождение народов, вероисповедание, образ их жизни; Китайская империя, пространство, устройство и управление; земли, подвластные Китаю; земли, состоящие под покровительством Китая; географическое и политическое разделение Турана; ханства: Бухара, Коканд, Хива и Кундуз; государства Ост-Индии и Аравии. Не менее обширной была учебная программа по географии Российской империи. Она изучалась в плане экономической географии, статистики и включала вопросы о промышленности и сельском хозяйстве России. Большое внимание уделялось географии Казахстана, но не с точки зрения изучения и освоения его природных богатств, а в военно-стратегическом аспекте. Здесь изучались: «Границы киргизских степей; пространство; характер местности, реки и озера; свойство вод, пути сообщения, горные проходы для караванов, замечательные урочища, климат и естественные произведения. Число киргиз; происхождение, язык и религия; начало подданства; время уничтожения ханской власти и происхождение Букеевской орды; число орд в настоящее время и географическое положение их; управление букеевскими, оренбургскими и сибирскими киргизами и внутреннее устройство последних; покровительство России Большой орде; укрепленные места в Киргизской степи и замечательные станицы». Из области прикладных наук весьма широко были представлены начертательная геометрия, топографическое черчение и архитектура. Последняя преподавалась по программе гражданской архитектуры Оренбургского Неплюевского кадетского корпуса. Учебная программа включала вступительные лекции о значении архитектуры и составляющих ее элементах. Кроме прослушивания лекций, воспитанники должны были проводить практику на стройках, заниматься разбивкой планов строящихся сооружений, нивелировкой фундаментов. Из этих обширных курсов, которые читались в Омском кадетском корпусе, видно, что он далеко превосходил среднее учебное заведение обычного типа. Это был действительно рассадник знания. В его учебную программу были включены некоторые дисциплины, преподаваемые только в специальных высших учебных заведениях (архитектура, начертательная геометрия, топографическое черчение и пр.). Корпус осуществлял подготовку высококвалифицированных и разносторонне образованных людей, в которых нуждались окраины России. Кроме учебных предметов, в программу входили пение, гимнастика, плавание, танцы, фехтование и верховая езда.

Дом Чингиса Валиханова в Сырымбете, в котором жил Чокан

Во внеклассное время кадеты должны были заниматься военной тактикой. В лагерное время они обучались рассыпному строю, топографической съемке, саперным и военно-лабораторным работам, стрельбе. По внутреннему быту воспитанники кадетского корпуса были разделены на две части: роту и эскадрон. В роту были выделены дети крупных чиновников и высших офицеров, они размещались отдельно, в особых дортуарах. Эскадрон состоял из детей казаков и по рангу стоял ниже роты. Чокан был определен в эскадрон. Воспитанники роты и эскадрона хотя и жили в отдельных дортуарах, но во время классных занятий собирались вместе. Согласно предписанию генерал-адъютанта Я. И. Ростовцева (1803-1860), управлявшего тогда военно-учебными заведениями, начиная с 1851 г. преподавание некоторых предметов (политическая и новая история) в корпусе было ограничено для воспитанников-казахов, их стали выпускать годом раньше, не переводя в специальный класс, где преподавали военные науки. Я. И. Ростовцев предложил приравнять казахских детей к положению горцев, которые «из столичных корпусов выпускаются офицерами по окончании ими курса четвертого общего класса». После этого был составлен новый проект учебной программы корпуса. Омский кадетский корпус отличался высококвалифицированным составом преподавателей, подобранных опытным педагогом, всесторонне образованным человеком И. В. Ждан-Пушкиным, инспектором классов, впоследствии начальником Московского кадетского корпуса. В числе преподавателей было много способных педагогов, получивших университетское образование. Чокан пришел в кадетский корпус, не зная хорошо русского языка, но благодаря незаурядным способностям сумел быстро преодолеть эту трудность. «Развивался Чокан быстро, — вспоминает его школьный товарищ и друг Г. Н. Потанин, — опережая своих русских товарищей… Им интересовались многие, он такой способный, уже рисует прежде, чем вступил в заведение». Уже через два-три года Чокан «не только обогнал идеями весь свой класс, но и тот класс, который был старше двумя годами». Начиная со второго курса между Чоканом и его наставниками возникают самые близкие и дружеские отношения. Сильное влияние на развитие Чокана оказали Н. Ф. Костылецкий (1818-1867 гг.) — литератор и ориенталист, окончивший восточный факультет Казанского университета и преподававший в корпусе русскую литературу; ссыльный ученый П. В. Гонсевский, читавший курс истории цивилизации; литератор В. П. Лободовский, друг молодости Н. Г. Чернышевского и последователь его идей. Они принадлежали к плеяде русской демократической интеллигенции и были воспитаны на революционно-демократических идеях В. Г. Белинского и А. И. Герцена. В архивах сохранились обширные эпистолярные и рукописные материалы, свидетельствующие о ранних научных и литературных связях Н. Ф. Костылецкого и Чокана Валиханова с одним из выдающихся востоковедов того времени И. Н. Березиным. Эти литературные связи приняли активный характер особенно в тот период, когда в Омске у Н. Ф. Костылецкого накопилось большое количество рукописей по казахской народной поэзии, в том числе и несколько вариантов известной поэмы «Козы-Корпеш и Баян-Сулу», записанные Ч. Валихановым в Убаганской степи и впоследствии переданные ему Чоканом. Стремясь как можно скорее сделать достоянием научной общественности сокровище казахской народной литературы, Н. Ф. Костылецкий отправил весь этот обширный материал в Петербург, проф. И. Н. Березину, и с тех пор он хранится в архиве этого ученого. Н. Ф. Костылецкий был лучшим наставником для юного Чокана. В течение ряда лет они с большой любовью занимались изучением казахского народного эпоса, и их совместная работа в этой области очень плодотворна. Они переложили на русский язык древний, наиболее подробный вариант поэмы «Козы-Корпеш и Баян-Сулу».

Здание Главного управления Западной Сибири, где служил Ч. Валиханов в 1862-1864 гг

В 1852 г. с помощью Н. Ф. Костылецкого установились прямые дружеские связи между Чоканом и И. Н. Березиным. Последнему потребовалась помощь в толковании некоторых терминов, встречающихся в ханских ярлыках. Но Н. Ф. Костылецкий ответил И. Н. Березину: «Что касается некоторых слов в «Ярлыке Токтамыша», не поддающихся никакому словопроизводству, то при всем желании моем помочь вашему горю я не могу», – и рекомендовал по этому вопросу связаться с Ч. Валихановым. Так началась переписка между И. Н. Березиным и Чоканом Валихановым. До нас дошло ответное письмо Ч. Валиханова к И. Н. Березину. В этом письме Чокан дал обстоятельные ответы на все вопросы, сформулированные И. Н. Березиным. Чокан писал: «Узнав от бывшего моего наставника Н. Ф. Костылецкого о предложении Вашем — поискать в языке киргизском значение нескольких слов в ярлыке Токтамыша, не употребляющихся в нынешнем татарском языке, — я отыскал в языке нашем через расспросы старых киргиз и нашел ряд слов, которые спешу послать к Вам». Быстрому развитию Чокана, как отмечал Г. Н. Потанин, способствовали его собственные большие дарования и исключительное внимание к нему как единственному тогда в кадетском корпусе представителю казахского народа. Чоканом интересовались не только преподаватели корпуса, но и некоторые видные представители интеллигенции Омска. Обычно в праздники его всегда приглашал к себе кто-нибудь из этих людей, связанных дружескими узами с семьей Валихановых. В первые годы учебы Чокан посещал семью востоковеда Сотникова, потом преподавателя рисования Померанцева. В последние годы пребывания в корпусе он был частым гостем в семье образованного офицера К. К. Гутковского. Благодаря этим связям развитие Чокана шло быстрее, чем его сверстников, круг знакомств которых не выходил обычно за пределы кадетского корпуса. «Особенно важное значение в его развитии, — писал Г. Н. Потанин, — и вообще в его судьбе имело семейство Гутковского и родственное ему Капустиных…» Вторым после Н. Ф. Костылецкого педагогом, во многом способствовавшим расширению кругозора Чокана, был преподаватель истории Гонсевский, человек весьма образованный, готовившийся к научной деятельности. В корпусе он читал историю общественных движений, и «лекции его, — замечает Г. Н. Потанин, — имели для нас большое значение». Эти лучшие преподаватели кадетского корпуса, передовые люди своего времени пробудили в юном Чокане интерес к знаниям, к науке, помогали формированию его демократических взглядов, воспитывали ненависть к произволу и насилию. Молодой Чокан углубленно изучает философские трактаты и социальные романы, в которых правдиво изображалось буржуазное общество. Обличительные статьи В. Г. Белинского и A. И. Герцена, едкий юмор Н. В. Гоголя вызывают у Чокана живейший отклик, и он обращается к ним всегда, когда сталкивается с общественными пороками, с пошлостью в жизни. Главным образом из произведений великих русских мыслителей B. Г. Белинского, А. И. Герцена, а позднее И. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова черпал Чокан свои философские познания. С интересом знакомился Валиханов с социально-философскими трактатами Т. Карлейля. На них Чокан иногда делает ссылки в своих статьях и записках. Огромное влияние на Чокана оказала поэзия А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова, многие их стихотворения он знал наизусть. Из западноевропейских писателей Чокан с большим интересом читал Ж.-Ж. Руссо, Ч. Диккенса, У. Теккерея. Правда, не всегда удавалось Чокану достать интересующие его книги. Начальство корпуса запрещало кадетам читать литературу прогрессивного направления, особенно сочинения В. Г. Белинского, А. И. Герцена и философские труды западноевропейских материалистов. Но тем не менее Чокан за время учебы в корпусе успел прочитать многое из запрещенной литературы. В летние каникулы Чокан Валиханов уезжал в степь в свой аул Сырымбет. Эти поездки доставляли ему огромное удовольствие, давали возможность еще ближе присмотреться к жизни родного народа, производить записи народных песен, легенд и сказок и зарисовывать бытовые картины. Для наблюдательного Чокана зарисовки с натуры уже в то время являлись одним из лучших средств воспроизведения жизни народа. Находясь в ауле в окружении своих родных и друзей, он увлекался зарисовками Кушмуруна и Сырымбета, кочевок и мест стоянок аула. Этим зарисовкам периода 1847-1852 гг. Чокан дал общее название «Корпустен ельге, отпускеге барганда язмыш суреттер», т. е. «Зарисовки, сделанные во время каникул в ауле». По-прежнему привлекала Чокана во время каникул охота с ловчими птицами. Однако на соколиную охоту Чокан смотрел теперь несколько другими глазами. Она стала для него не только увлекательным видом спорта, но и объектом изучения. Интерес к изучению родного края и стран Востока у Чокана возник еще в стенах кадетского корпуса. Он уже мечтал о больших научных исследованиях на полях «неизведанной Азии». «Чокану было только 14-15 лет, — говорит Г. Н. Потанин, — когда преподаватели корпуса на него смотрели как на будущего исследователя и, может быть, ученого». Он зачитывался историко-географической литературой, редкие издания которой в Омске достать было трудно. «Для меня было большим счастьем, — вспоминает Г. Н. Потанин, — когда начальство разрешило Чокану брать книги из фундаментальной библиотеки. Это в нашем развитии была эпоха, когда Чокан принес из недоступного книгохранилища путешествие Далласа и дневные записки Рычкова. Толщина книг, их формат, старинная печать, старинные речи и затхлость бумаги — как это было удивительно, необыкновенно, полно поэзией старины… С увлечением мы читали книгу Далласа, особенно те ее страницы, в которых описывались родные для нас места». С. Ф. Дуров, П. П. Семенов-Тян-Шанский, Г. Н. Потанин, Н. М. Ядринцев высоко ценили эрудицию молодого Ч. Валиханова, особенно в области восточной литературы. Живя в провинциальном Омске, он уже тогда собрал богатую специальную библиотеку, состоявшую из книг по вопросам востоковедения, географии, истории и философии. П. II. Семенов-Тян-Шанский, посетивший в 1856 г. квартиру Чокана в Омске, с восхищением отмечал, что подбор книг библиотеки делает честь молодому Валиханову. Уже в кадетском корпусе у Ч. Валиханова зарождаются идеи просветительства и созревают демократические взгляды. Он вышел из корпуса широко образованным человеком, на голову выше многих своих современников. Он сумел увидеть пороки существующего строя и стал на путь борьбы за прогресс родного народа, на путь научного творчества. «Чокан попал в совершенно плебейскую среду… — пишет Г. И. Потанин, — жизнь в плебейской среде, вероятно, не оставалась без влияния на образование демократических идей Чокана». В 1853 г. в возрасте 18 лет Чокан окончил кадетский корпус и был выпущен корнетом «по армейской кавалерии». * * * Общественная и литературная деятельность Чокана Валиханова началась сразу после окончания учебы. Формально он был определен офицером 6-го кавалерийского полка Сибирского казачьего войска, но фактически оставлен при генерал-губернаторе Западной Сибири, а через год назначен адъютантом генерала Г. X. Гасфорта, управлявшего тогда Западной Сибирью и северо-восточными районами Казахстана. Одновременно по линии Главного управления края на Ч. Валиханова была возложена должность офицера особых поручений.

Легенды караханидских монет. Расшифровка Ч. Валиханова

Вступив на службу, молодой Ч. Валиханов сразу столкнулся с офицерской и чиновничьей средой, резко отличавшейся от той среды образованных и передовых людей, которую он знал в корпусе. В своем большинстве это были реакционные офицеры и чиновники, составлявшие колониальный аппарат царизма. Во главе их стоял генерал Г. X. Гасфорт и его помощник фон Фридрихс, управлявший областью Сибирских киргизов. Положение Чокана, который должен был работать под непосредственным руководством Д. Фридрихса, было очень тяжелым. Из писем Чокана к его петербургским друзьям видно, что Дюгамель Фридрихс и его подручные Кройерус и Кури постоянно преследовали и унижали его за то, что он упорно разоблачал их преступные дела, боролся с беззаконием, мародерством, лихоимством и всем тем злом, которое порождал царский колониальный аппарат. Царские чиновники всячески мешали научным начинаниям Чокана Валиханова, пытались принизить результаты Кашгарской экспедиции, строили против него козни, чтобы помешать его избранию старшим султаном Атбасарского окружного приказа. Служба в этой обстановке стоила Чокану много здоровья. Л. К. Гейнс в 1865 г. прямо писал, что бесконечные «оскорбления и придирки уложили Чокана в настоящем году в гроб». Чокан с первых дней службы чувствовал себя одиноким в этой среде и искал выхода из окружавшей его пустоты и невежества царских чиновников, стремился заняться общественно полезным трудом. В своем письме (1856 г.) к Ф. М. Достоевскому он жалуется на ту затхлую атмосферу, в которой ему приходится жить и работать: «Омск так противен со своими сплетнями и интригами, что я не на шутку думаю его оставить. Как вы думаете об этом? Посоветуйте, Федор Михайлович. Как это устроить лучше?» Чокан, жаждавший служить родине, стремился к деятельности плодотворной и творческой. Такая возможность ему представилась очень скоро. Этому способствовала историческая обстановка, сложившаяся к тому времени в Казахстане в связи с добровольным присоединением казахов Старшего жуза и иссык-кульских киргизов к России. В начале 40-х г. казахи Старшего жуза добровольно присягнули на вечное подданство России, и в связи с этим в 1845 г. была заложена новая крепость Капал. Укрепления Верного тогда еще не было, и в Заилийском крае, и в горах Тянь-Шаня, а также Чуйской долине предстояла большая и сложная работа. Здесь еще сильно было влияние Кокандского ханства, о чем можно судить по выступлениям семиреченского феодала Тоучубека. Чтобы пресечь влияние Кокандского ханства, в Семиречье необходимо было проводить осторожную и дальновидную политику, направленную на мирное присоединение этой территории. Решением поставленной задачи должна была заняться группа офицеров, в которой руководящую роль играли К. К. Гутковский, М. М. Хоментовский, М. Д. Перемышельский и Чокан Валиханов. Царская администрация остро нуждалась в образованных людях из коренного населения, хорошо знавших условия жизни, быта и обычаи народов Средней Азии. В этом отношении Чокан Валиханов был незаменимым для нее человеком. Несмотря на молодость (18 лет), он лучше других офицеров знал быт, обычаи, особенности духовной и материальной культуры казахского народа; он знал ряд восточных языков. В силу указанных причин Чокан был привлечен к выполнению этой важной миссии. К. К. Гутковский, М. М. Хоментовский и М. Д. Перемышельский — друзья Валиханова — были образованными офицерами, людьми с передовыми взглядами. М. Д. Перемышельский, товарищ М. Ю. Лермонтова по Московскому университету, выписывал из Петербурга журнал «Современник» и вместе со своими единомышленниками читал номера этого демократического органа русской печати. Г. Н. Потанин, работавший в это время (1854 г.) в Семиреченском крае, писал: «В отряде Перемышельского я впервые знакомился с русской журналистикой». В 1854-1857 гг. Чокан принимает энергичное участие в решении вопроса о мирном присоединении казахов Старшего жуза и киргизских племен бугу, сарыбагыш и солту к России. Служебные поручения он успешно сочетает с научными занятиями: собирает разнообразные сведения по географии, генеалогии, истории, записывает обычаи, народную поэзию казахов и киргиз. В 1855 г. Чокан принял участие в поездке генерала Г. X. Гасфорта и совершил большое путешествие по Центральному Казахстану, Семиречью и Тарбагатаю. Маршрут его пролегал от Омска на Семипалатинск, оттуда через Аягуз и Капал в Заилийский Алатау, где в это время происходила закладка укрепления Верного. Это путешествие положило начало глубокому научному изучению Ч. Валихановым истории казахского народа и его быта. Чокан собирал материалы по статистике, обычному праву и древней религии казахов.

Мемориальный музей Ч. Ч. Валиханова в поселке Шокан

На обратном пути Чокан сопровождал Г. X. Гасфорта только до Алтын-Эмельского хребта; оттуда он совершил поездку к Джунгарским Воротам, путешествовал в районе озера Алакуль и по Тарбагатаю, затем направился в Центральный Казахстан и, следуя через Каркаралы, Баян-Аул и Кокчетав, осенью вернулся в Омск. Эта поездка оставила неизгладимое впечатление у молодого Валиханова. Даже Г. X. Гасфорт после этой поездки не мог не воздать должного эрудиции и способностям молодого офицера-ученого. По возвращении из поездки он представил Чокана к награде, дав ему самую лестную характеристику: «В числе представляемых, — писал генерал, — заключается, между прочим, состоящий при мне корнет султан Валиханов, который, хотя и состоит на службе не более 2-х лет, но при совершенном знании оной, киргизского языка, а также и местных киргизских обычаев, он, сопровождая меня в степь, принес большую пользу… Он получил основательное образование в Сибирском кадетском корпусе и поступил в военную службу, а потому и в видах поощрения такого полезного начала и развития в киргизах желания к отданию детей своих на нашу службу и через то большого сближения их с нами, я нахожу необходимым поощрение Валиханова всемилостивейшей наградой, тем более он пользуется особым между киргизами уважением». В начале 1856 г. Ч. Валиханову присуждается следующий чин поручика. По возвращении в Омск Чокан приступает к обобщению собранных материалов, на основании которых составляет официальные записки по вопросам землепользования, родовых и семейных отношений и древней религии казахов. Широкое поле для развертывания научной деятельности открылось перед Ч. Валихановым в 1856 г. Он принимает участие в крупной военно-научной экспедиции, организованной под руководством полковника М. М. Хоментовского. Целью экспедиции было ознакомление с киргизским народом и топографическая съемка бассейна Иссык-Куля. «Мы имели честь участвовать в этой экспедиции, — пишет Ч. Валиханов, — и, находясь два месяца среди дикокаменных киргизов, успели собрать разные положительные сведения, преимущественно изучая их предания и язык». Об иссык-кульской экспедиции сохранилось дело, состоящее из официальных отчетов и донесений М. М. Хоментовского. Судя по стилю и манере изложения, значительная часть их, вероятно, была составлена Чоканом Валихановым и по содержанию в основных чертах совпадает с данными его иссык-кульского дневника. Во второй половине мая 1856 г. Ч. Валиханов в составе экспедиции М. М. Хоментовского начал свое путешествие. Его маршрут лежал от Ала-Куля к Центральному Тянь-Шаню и на озеро Иссык-Куль. Вначале он посетил Заилийский Алатау и через его перевалы прошел на Кунгей, а затем на Терскей Алатау, побывал на северном и восточном побережьях Иссык-Куля, затем по долине р. Джиргалан поднялся к вершинам Центрального Тянь-Шаня, откуда смог обозреть величественную панораму Хан-Тенгри. «Путешествие мое, — пишет Ч. Валиханов, — по свойству пройденной местности можно разделить на два периода. Первый период заключает путь мой по Джунгарии, т. е. в Семирецком, Заилийском крае и на озеро Иссык-Куль… Я посетил Джунгарию в первый раз в 1856 г. и участвовал в первой экспедиции, предпринятой полковником Хоментовским на озеро Иссык-Куль. Потом три месяца жил в Кульдже. Всего в Джунгарии я находился пять месяцев и успел осмотреть этот край вдоль и поперек от Ала-Куля до Тянь-Шаня, на который я поднялся в том году по реке Джиргалан». Во время этой поездки Чокан собрал орнитологическую и энтомологическую коллекцию, составил гербарий, изучил флору и фауну Семиречья и Иссык-Куля, принял участие в съемке Иссык-Куля, в результате которой на новой карте были изменены форма и контуры его берегов. Сильное впечатление на Ч. Валиханова произвели уникальные памятники древней культуры, встреченные им в Семиречье и на Тянь-Шане. Его особенно интересовали остатки древней городской культуры на озере Иссык-Куль, остатки древних оросительных систем, памятники архитектуры, эпиграфики и каменные изваяния. Изучение этих памятников позволило Ч. Валиханову как можно полнее восстановить картину жизни пародов, населявших бассейн Иссык-Куля и всю территорию Семиречья в прошлом. «Русская Джунгария, — пишет он, — при сильном господстве кочевого быта, однако, имела небольшую оседлость; первые исторические известия об этом мы находим в китайской истории — именно известие о городе Чигу, который, надо полагать, был на восточном берегу озера Иссык-Куль и построен китайскими рабочими для усуньского куньми. В средине века оседлость здесь сильно распространилась, особенно в Заилийской долине. Города Алмалык (ныне Туркестанское селение), Хапакай и Кайпак (существующий и теперь) и Алмату (где ныне укрепление Верное) были известны по всей торговле и служили станциями на большой дороге, по которой ходили генуэзские купцы в Китай и кипчакские послы к великому хану. Замечательно еще, что в этой части Азии было особенно много несторианских и монофизитских конгрегаций, а на озере Иссык-Куль сирийские якобиты, по свидетельству каталонской карты, имели монастырь… Христианство здесь так сильно распространилось, что возбудило против себя несколько гонений, в XVI веке на Иссык-Куле было уже несколько мусульманских селений. Эти данные сильно меня заинтересовали…» В эту поездку Ч. Валиханов нашел следы оседлости почти по всей русской Джунгарии и собрал народные предания, распространенные о них. Он пишет: «…мне удалось приобрести также несколько золотых вещей и монет, найденных на развалинах древнего Алмалыка. Я намерен изложить этот предмет в особой статье».

План усадьбы. Ч. Валиханов. 1853

Путешествуя по Иссык-Кулю и Центральному Тянь-Шаню, Чокан посещал киргизские аулы, интересовался жизнью и бытом племен бугу, сарыбагышей и солту. Подолгу живя среди них, он часто беседовал со знатоками киргизской старины, слушал песни и рассказы киргизских ырчи (сказителей), без устали записывал народные легенды, исторические и генеалогические предания, сказки и эпические поэмы киргиз. В то время, когда Чокан проводил научные изыскания среди киргизов Тянь-Шаня и бассейна Иссык-Куля, в Петербурге решался вопрос об отправке в Кульджу «особого лица» для переговоров с китайскими властями относительно налаживания торговых отношений с Китаем, прерванных после того, как была сожжена русская фактория в городе Чугучаке. Для обоюдовыгодного решения этого вопроса китайскому правительству было предложено «назначить с обеих сторон доверенных лиц, которые в Кульдже обсудили бы предметы, требующие взаимных соображений. Предложение это было принято китайским правительством. В качестве представителя от России первоначально был назначен подполковник М. Д. Перемышельский, пристав казахов Старшего жуза, но впоследствии эта миссия была поручена Чокану Валиханову. В связи с этим генерал Г. X. Гасфорт дал экстренное распоряжение М. М. Хоментовскому немедленно завершить работы иссык-кульской экспедиции и вернуться обратно. В ответ на это Хоментовский писал: «Получив 27-го июня с нарочным повеление вашего высокопревосходительства касательно возвращения отряда с оз. Иссык-Куль, я сего числа выступил со всем отрядом с р. Аксу и отправился в укрепление Верное». 13 июля Чокан записал в своем дневнике: «Я решил оставить Иссык-Куль. Все, что нужно было мне видеть и знать, уже было кончено». Чокан вернулся в укрепление Верное в середине июля и оттуда направился в Капал, где ожидали его приезда остальные участники миссии в Кульджу. Вместе с Чоканом отправился в Капал его друг М. М. Хоментовский. В начале августа 1856 г. Чокан Валиханов направляется в Кульджу. По пути он посетил ряд пограничных пунктов Западного Китая. Чокан был снабжен инструкцией Министерства иностранных дел, в которой говорилось: «…Действовать, во всем совещаясь с консулом в Кульдже…», «Главная цель наша – добиться решения дела с Китаем дружелюбным путем и скорее восстановить прерванные торговые отношения…», «В случае требования китайцев — войти в переговоры и насчет границ наших с Китаем». Таким образом, Ч. Валиханову предстояло выполнить сложную дипломатическую миссию, связанную с решением спорных вопросов и установлением нормальных торговых отношений с Китаем. Это важное поручение было выполнено им превосходно. После ряда совещаний с китайскими сановниками в Кульдже правительству удалось упорядочить торговые отношения с Китаем и восстановить дружеские связи между обоими государствами. По авторитетному свидетельству А. К. Гейнса, поездка Ч. Валиханова в Кульджу заложила основу «Тарбагатайского договора и открытия консульства в Кульдже и Чугучаке». Ч. Валиханов пробыл в Кульджинском крае около трех месяцев, затем, с наступлением глубокой осени, вернулся в Омск. В 1857 г. он вновь совершил поездку к алатауским киргизам, об этой поездке Валиханова генерал-губернатор Западной Сибири Г. X. Гасфорт представил Министерству иностранных дел следующее донесение: «Состоящий при мне поручик — султан Валиханов отправлен уже в кочевья дикокаменных киргизов для ближайшего наблюдения за ходом дел в частях Западного Китая, прилежащих к южной нашей границе — о движении кашгарского восстания — о мерах китайского правительства к подавлению оного и о духе народонаселения возле городов Кульджи и Аксу, а именно: китайского племени киргизов и сартов, которые, как известно, все более или менее недовольны маньчжурской династией». Во время пребывания в горах Тянь-Шаня Чокан Валиханов продолжал сбор сведений о жизни и быте киргизского народа, глубже изучил его историю, этнографию и народную поэзию. В результате неутомимой работы он накопил обширный историко-этнографический материал о киргизском народе. «Этнографические очерки, статистические сведения, исторические известия, памятники народной литературы уйсунов и Дикокаменной орды составляют несколько тетрадей в моих записках», — писал Чокан Валиханов. Особенно важно, что молодой исследователь впервые обратил внимание на знаменитый памятник эпического творчества киргизского народа «Манас», сделал его первую научную запись и осуществил частичный перевод на русский язык. Он впервые подвергает эпос «Манас» историко-литературному анализу, разбирает образ его легендарного героя Манаса и других персонажей киргизского фольклора. «У дикокаменных киргиз, — пишет Ч. Валиханов, — к ногайской эпохе принадлежит единственный эпос —«Манас». «Манас» есть энциклопедическое собрание всех киргизских мифов, сказок, преданий, приведенное к одному времени и сгруппированное около одного лица — богатыря Манаса. Это нечто вроде степной Илиады. Образ жизни, обычаи, нравы, география, религиозные и медицинские познания киргизов и международные отношения их нашли себе выражение в этой огромной эпопее… «Манас» состоит из многих отдельных эпизодов, имеющих вид целого. Другой эпос «Самятей» служит продолжением «Манаса», и это — бурутская «Одиссея».

После бала. Карикатурное изображение супругов и дежурных офицеров. Рис. Ч. Валиханова. Перо и тушь. 1855 г

Из «Манаса» Чокан перевел интересный отрывок «Смерть Кукотай-хана и его поминки», понравившийся ему своей реалистичностью и большим количеством историко-этнографических, хозяйственно-бытовых и юридических сведений о киргизах, а также данных об отношениях между древними племенами, населявшими территорию Казахстана. Кроме того, в этом отрывке ярко описан древний кочевой путь киргизов из Южной Сибири в Тянь-Шань. Научные результаты первых путешествий молодого Ч. Валиханова в 1856-1857 гг. отражены в его замечательных путевых очерках «Дневник поездки на Иссык-Куль», «Западная провинция Китайской империи и г. Кульджа», «Записки о киргизах». Эти ранние работы Ч. Валиханова написаны им в двадцатилетнем возрасте. Уже в них Чокан Валиханов проявил себя как наблюдательный и эрудированный ученый, имеющий глубокие познания в географии Тянь-Шаня и Семиречья, истории народов, населявших эти районы в древние времена. Представляют большой интерес его описания природы Тянь-Шаня и Семиречья, орографии местности, растительного покрова и животного мира. Особенно интересен его кульджинский дневник 1856 г., в котором увлекательно и красочно описаны подробности путешествия в Кульджу, жизнь и быт народов, населявших пограничную Джунгарию (китайцы, сибо, солоны, калмыки и др.). Чокан Валиханов интересуется древней историей киргизского народа. Особенно его занимает факт одновременного проживания киргизов на Енисее и в горах Тянь-Шаня и Памиро-Алая. Решение этого важного вопроса, выяснение истории кочевания киргизского народа между Саянским хребтом и Тянь-Шанем становится для молодого исследователя актуальной научной проблемой. Он прекрасно понимал, что эту проблему можно разобрать только на основе письменных источников, генеалогических преданий и легенд. Ч. Валиханов обращается к архивным источникам в надежде найти в них сведения, проливающие свет на историю киргизов XVII-XVIII вв. На основании собранных источников Ч. Валиханов впервые доказал, что тянь-шанские киргизы являются автохтонами данной территории и жили здесь с незапамятных времен. Но в древности они имели связь с районом Енисея как областью, составлявшей в то время единое географическое целое с Алтаем, Джунгарской степью и Тянь-Шанем, по которым проходили кочевые пути киргизских племен с юга на север, «…киргизы считают своей первой родиной Анджанские горы, — пишет Ч. Валиханов, — предания о переселении из Южной Сибири между ними не сохранились, но есть предание о том, что они кочевками своими с юга на север распространялись до Черного Иртыша, Алтая и Хангая, а на восток до Урумчи». Чокан Валиханов подвергает критике ошибки, допущенные в некоторых работах географов К. Риттера, А. Гумбольдта, востоковедов В. Шотта и Г. Ю. Клапрота в освещении истории древних киргизов. Географические и исторические исследования молодого казахского ученого через посредство П. П. Семенова-Тян-Шанского стали известны в научных кругах Петербурга. 27 февраля 1867 г. Чокана Валиханова избрали в состав действительных членов Русского географического общества. Устные рекомендации и отзывы о молодом ученом дали П. П. Семенов-Тян-Шанский и В. И. Ламанский. Они рекомендовали Ч. Валиханова как талантливого исследователя, могущего быть полезным особенно в изучении неизведанных доселе стран Средней Азин и Казахстана. В отзыве П. П. Семенова-Тян-Шанского, сохранившемся в скупой протокольной записи, сказано, что «Чокан Валиханов совершил путешествие на восточные берега Иссык-Куля, где собрал богатый запас географических, этнографических и исторических материалов о Киргизской степи, которые готов сообщить». Избрание Чокана Валиханова в действительные члены Русского географического общества означало признание его выдающихся заслуг перед русской наукой. * * * Расцвет научной и просветительской деятельности Ч. Валиханова относится к концу пятидесятых — началу шестидесятых годов XIX столетия. В 1858-1859 гг. он совершает свою знаменитую поездку в Кашгарию, создавшую ему славу отважного путешественника. Изучив географию, историю, политическое устройство, особенности культуры и быта этой почти неизвестной тогда в Европе страны, Ч. Валиханов внес существенный вклад в научное исследование Восточного Туркестана. По сложившимся издавна в Кашгарии порядкам, эта страна была закрыта для европейцев. Известный географ Адольф Шлагинтвейт, проникший в Кашгарию годом раньше Чокана, был обезглавлен ходжой Валиханом-тюре. Чокан привез первые достоверные сведения о трагической гибели ученого, судьба которого взволновала весь ученый мир. «Чокан Валиханов успел собрать драгоценные материалы о состоянии всего Алтышара, — писал П. П. Семенов-Тян-Шанский, — и между прочим разведал впервые о причинах и обстоятельствах гибели Ад. Шлагинтвейта». Поездка в Кашгарию была очень опасна. Весь Восточный Туркестан в то время охватили восстания местных народов (уйгуров, дунган, киргизов и др.).

Проект мавзолея Чокана Валиханова. Рис. Г. Н. Потанина

Главными инициаторами поездки Ч. Валиханова в Кашгарию были замечательные русские ученые Е. П. Ковалевский и П. П. Семенов-Тян-Шанский. К этому присоединилось горячее желание самого Ч. Валиханова изучить Восточный Туркестан. Возвращаясь из экспедиции в Тянь-Шань, П. П. Семенов-Тян-Шанский подал Г. X. Гасфорту мысль о необходимости снаряжения экспедиции в Кашгар и выполнение этой задачи советовал поручить Ч. Валиханову. «Само собой разумеется, — вспоминал позже ученый, — что я почел долгом обратить на этого молодого талантливого человека особенное внимание генерала Гасфорта и по возвращении моем из путешествия в Тянь-Шань подал мысль о командировании Валиханова в киргизской одежде с торговым караваном в Кашгар, что и было впоследствии осуществлено Валихановым с полным успехом». Он указал Г. X. Гасфорту на то, что «Ч. Ч. Валиханов был единственным из состоявших в то время при генерал-губернаторе офицером, который, будучи послан в национальном киргизском костюме в Кашгар, мог бы по своему развитию и талантливости собрать драгоценные для России сведения о современном состоянии не только Кашгара, но и всего Алтышара и разъяснить причины происходивших в то время смут в Китайском Туркестане». При этом П. П. Семенов-Тян-Шанский и К. К. Гутковский составили программу сбора материалов по изучению Восточного Туркестана. Г. X. Гасфорт, стремившийся создать себе репутацию покровителя науки, охотно откликнулся на это предложение, но просил у П. П. Семенова-Тян-Шанского посодействовать организации такой экспедиции в правительственных кругах, без разрешения которых она не могла быть осуществлена. П. П. Семенов-Тян-Шанский поставил этот вопрос по приезде в Петербург. Его поддержали ученые-ориенталисты, а также путешественник Е. П. Ковалевский, незадолго перед этим ставший директором Азиатского департамента Министерства иностранных дел. Получив одобрение в Географическом обществе, Е. П. Ковалевский уже весной 1857 г. составил докладную записку на имя министра иностранных дел А. М. Горчакова, в которой обосновал научное и политическое значение экспедиции. В архивных фондах хранится обширное дело, содержащее не только документальные материалы Кашгарской экспедиции Ч. Валиханова, но и яркие страницы его биографии. Оно известно под названием «Об отправлении в Кашгар поручика султана Чокана Валиханова». Чокан Валиханов, давно мечтавший о путешествиях в далекие и малоизвестные страны, какими были тогда Восточный Туркестан и прилегающие к нему области Тянь-Шаня и Памира, с большой радостью принял предложение возглавить экспедицию в Кашгар. Когда в Омске и Петербурге началась деятельная подготовка к экспедиции (конец 1857-начало 1858 гг.), Ч. Валиханов находился в горах Тянь-Шаня по делам киргизов и не выезжал из Семиречья до лета 1858 г., ожидая прибытия экспедиционного каравана. Исходным пунктом экспедиции был назначен аул Сарыбаса у подножья хребта Карамула, в 30 верстах от Капала. Чокан прибыл в Карамулу 28 июня 1858 г. и присоединился к торговому каравану, пришедшему из Семипалатинска и состоявшему из 43 человек, 101 верблюда, 65 верховых и вьючных лошадей и 6 походных юрт (кошей). Чокан обрил голову, переоделся в казахский национальный костюм и назвался Алимбаем, родственником караван-баши Мусабая, купца из Капала. Караван имел официальное разрешение правительства и был освобожден от всяких налогов и пошлин. Первого июля караван перешел через Алтын-Эмельский хребет и направился в долину р. Или. Переход через Или в то время был очень сложен: моста через реку не было, и переправа каравана производилась при помощи старых плоскодонных каюков, обслуживаемых казахами рода албан. Отдохнув несколько дней в долине р. Или, караван двинулся дальше и 25 июля достиг живописного горного джайляу Каркары. Здесь Чокан Валиханов бывал не раз. Видя, что животные, пройдя длинный путь от Семипалатинска до Каркары, уже сильно истощены, он решил задержаться в Каркаре на две недели. В начале августа караван двинулся к киргизским улусам племени бугу, незадолго перед тем добровольно принявшим российское подданство. В долинах Текеса, Каркары и Кокжара, где собралось много поколений рода бугу, Ч. Валиханов прожил весь август и наблюдал годовые поминки по верховному манапу Буранбаю. В это же время здесь торговали приезжие кашгарцы. Чокан Валиханов и его спутники установили деловой контакт с кашгарскими купцами и договорились ехать вместе до Кашгара. С верховьев Текеса и Каркары в два перехода они миновали проход Санташ, перевал Кзыл-Кия и вышли на дорогу у р. Джиргалан. Далее путь лежал по ровной, плодородной долине Иссык-Куля. Ч. Валиханов обратил внимание на то, что вся эта обширная долина обработана киргизами под посевы. Девятого сентября караван подошел к р. Зауке (Жууку). Здесь Чокану нужно было наметить наиболее удобный путь в Кашгар. Из долины Иссык-Куля в Кашгар вели три основные дороги: а) восточная, идущая через город Уч-Турфан, б) Большая Аксайская и в) через Атбаш-Арпу. Чокан Валиханов и его спутники двинулись в Кашгар по Аксайской дороге, проходившей по Сырту Центрального Тянь-Шаня. Это был большой караванный тракт, с давних времен служивший важным путем сообщения между этими древними культурными областями. В Заукинской долине подъем по ущелью был очень труден. В день восхождения на перевал шел мокрый снег. Вьючные лошади и верблюды скользили по мокрым камням. Караван потерял пять верблюдов и две лошади. «Сегодня мы перешли Зауку, — пишет Чокан, — и выступаем в страны неведомые и незнаемые. Неизвестность эта заставляет меня вести более подробный и правильный дневник. Караван наш только что успел разбить кош и шатры… Кругом видны белые вершины гор, внизу чернеет ущелье, в глубине которого виднеется небольшое озеро. Идет снег и холодно. Я пишу эти строки в коше при свете походного костра».

Работа Ч. Валиханова над расшифровкой древних надписей на различных восточных языках

Чокан впервые дает географическое описание и характеристику общего Сырта, характеризует его природные и климатические особенности, орографию, флору и фауну. По его мнению, Тянь-Шанский Сырт расположен на высоте около 4000 м, и этим определяется суровость его климата. По определению Ч. Валиханова, общий Сырт — это необитаемая высокогорная пустыня. Там господствует «постоянный холод, земля всегда мерзлая, воздух редкий. Это явление киргизы называют «тутек». Под словом «тутек» собственно понимается удушье, возникающее от разреженности воздуха и недостатка кислорода. От этого люди и караванные животные часто страдали и нередко погибали». По существу, Чокан с караваном путешествовал почти по гребням Центрального Тян-Шаня, пересекая его по меридиану с севера на юг. Это путешествие длилось 12 дней и закончилось на южном склоне, на перевале Теректы-Даван, которого экспедиция достигла 26 сентября. Двадцать седьмого сентября караван перешел границу Китайской империи и подошел к небольшой пограничной крепости, обнесенной глинобитной стеной с башнями. После осмотра и опроса пограничными властями он был пропущен в город. Чокан и караван-баши были торжественно приняты кокандским аксакалом, устроившим их в своем караван-сарае и взявшим под свое покровительство. Чокан провел в Кашгаре около полугода (с 1 октября 1858 г. до середины марта 1859 г.). За это время он успел близко ознакомиться с городом и хорошо изучить страну Алтышара. Под названием Алтышара тогда были известны города Кашгар, Аксу, Уч-Турфан, Янысар, Яркенд и Хотан, окаймленные горами: на севере Тянь-Шанем и на юге Куэнь-Лунем. С первых же дней Чокан заметил, что кокандцы здесь пользуются особыми привилегиями. Китайское правительство, например, предоставило им право собирать в свою пользу пошлину с товаров, прибывающих из других стран. Кокандский хан имел в Кашгаре особого чиновника, или так называемого аксакала, являвшегося одновременно торговым консулом и политическим резидентом. В бытность Валиханова в Кашгаре аксакалом был Насреддин, а затем Нурмагамет-датха. Оба они приняли Ч. Валиханова и его спутников очень радушно, взяли их под свое покровительство. Это было очень важно. Если бы не защита аксакалов, с Ч. Валихановым могла произойти та же трагедия, что и с Ад. Шлагинтвейтом. Благодаря аксакалу и его сыну Валиханов познакомился с купцами из разных стран, с политическими деятелями, учеными и поэтами Кашгара, от которых услышал самые достоверные сведения о прошлом и настоящем Алтышара. «Знакомства с купцами разных племен, — пишет Чокан, — и из различных стран доставили мне много маршрутов, этнографических, статистических, торговых сведений о соседних странах». Исторические сведения он черпал также из письменных источников, местных официальных документов и книг, дополненных рассказами чиновников и купцов. Во время пребывания в Кашгаре Ч. Валиханов продолжал осваивать уйгурский язык. В его архиве сохранились записи, сделанные им в Кашгаре на уйгурском языке. С помощью своих ученых друзей Ч. Валиханов приобрел ряд уникальных восточных рукописей, составил нумизматическую коллекцию, гербарий, коллекцию горных пород, в которой были и куски нефрита, добываемого в горах Мирджай и в долине р. Кара-Каш. Он собрал также разные реликвии: древние грамоты, образцы прикладного и народного декоративного искусства, художественной керамики и т. д. В конце февраля 1859 г. весна в Кашгаре была уже в разгаре, пора было подумать о возвращении, тем более, что в связи с бегством Валихан-тюре кашгарцы вновь забеспокоились, и в городе было объявлено тревожное положение. Ночью по городу разъезжали конные патрули, были усилены караулы у городских ворот, подступы к городу охраняли сторожевые отряды. Дальнейшее пребывание Чокана здесь становилось опасным. Необходимо было как можно скорее покинуть город. «В конце января, — пишет Ч. Валиханов, — приехало в Кашгар несколько кашгарских купцов из Кульджи и ташкентцев, выехавших из Семипалатинска после нас. Через них распространились слухи, что при караване есть русский агент… В Кокане между купечеством также поговаривали об этом предмете с добавлениями, что русский агент находится вне города на хуторе, где мы держали верблюдов, так что кокандский михтар поручил своему чиновнику, посланному в Кашгар, осмотреть хутор и наших рабочих». Об опасности предупреждала его и чаукен. Поэтому Чокан вскоре распрощался с вновь приобретенными друзьями и 11 марта отправился в обратный путь. Его провожала толпа кашгарцев во главе с аксакалом. Путь Чокана лежал через перевал Тургарт, южнее Теректы. В середине марта теректинский перевал был еще непроходим, там лежал глубокий снег. Чокан и его спутники решили двигаться через Южную Киргизию и по пути осмотреть новые места, прилегающие к Ферганскому хребту. От Тургарта они направились на замечательное по своей красоте высокогорное озеро Чатыр-Куль, о котором существовало много исторических преданий. До Чокана здесь не ступала нога ни одного исследователя. Оттуда через долины рек Атбаша и Узгена Ч. Валиханов и его спутники вышли на кокандское укрепление Куртка, расположенное на правом берегу Нарына. Чокана Валиханова очень интересовали обширные долины Атбаша, Арпы и Нарына, представляющие собой оазисы со значительно большими хозяйственными возможностями, чем высокогорный Сырт. Путешественник не преминул определить, что эти долины имеют решающее значение в экономической жизни южных киргизов и являются центром этой горной страны. Наблюдательный ученый нашел здесь следы кипучей жизни прошлых времен, сохранившиеся в виде монументальных памятников архитектуры и богатой городской культуры. «В нагорной Сырт, — отмечал Ч. Валиханов, — только на низменных п теплых долинах Атбаша, Арпы и Нарына произрастают пшеница и ячмень. Надо полагать, что в древние времена места эти были населены оседлым и полуоседлым народом, ибо, как говорят киргизы, вниз по Атбашу есть развалины большого города, а на Нарыне мы сами видели следы древнего хлебопашества». Далее караван следовал в северо-восточном направлении, вверх по Нарыну, и шестого апреля в районе Джетым-Чоку пересек большую караванную дорогу, ведущую через Заукинский проход в Иссык-кульскую долину.

Сибирский кадетский корпус

Успешно окончив свое путешествие за десять месяцев и четырнадцать дней, 12 апреля 1859 г. Чокан прибыл в укрепление Верное (Алма-Ата), имея с собой «богатый запас интересных сведений о Кашгаре». Отдохнув здесь около полутора месяцев, он посетил город Семипалатинск, встретился с Ф. М. Достоевским и вернулся в Омск, где занялся обработкой собранных материалов. В Петербурге с нетерпением ожидали как приезда Чокана Валиханова, так и отчета о результатах его экспедиции. Между Петербургом и Омском шла оживленная переписка, в которой требовали ускорить составление отчета и командировку Валиханова в Петербург. Генерал И. Ф. Бабков писал: «В Министерстве иностранных дел с нетерпением и живым любопытством ожидали сообщения подробностей о поездке Валиханова в неведомый дотоле Кашгар… Более всех интересовался этим Е. П. Ковалевский, как инициатор этого дела и ориенталист по призванию. Слух о пребывании нашего агента в Кашгаре и о собранных им любопытных сведениях о Восточном Туркестане, или Малой Бухарии, по близкому знакомству Е. П. Ковалевского с графом Блудовым проник и в высшие петербургские сферы. Произведенное впечатление усиливалось еще и тем обстоятельством, что в Министерстве иностранных дел было известно об отправлении также в Кашгар из Индии английского агента, известного Адольфа Шлагинтвейта, который впоследствии был убит в Кашгаре». До глубокой осени 1859 г. Чокан находился в Омске, где напряженно работал над отчетом. Он стремился быстрее его закончить, чтобы с наступлением санной дороги поехать в Петербург, где собирался обработать накопленный за время путешествий богатейший материал. В конце августа его посетил Ф. М. Достоевский, возвращавшийся в Тверь. Чокан сообщил ему, что его требуют в Петербург, и что через месяц он туда едет. Результаты кашгарской экспедиции Ч. Валиханова были чрезвычайно важны. Они вызвали огромный интерес ученых. Чокан привез из Кашгара ряд уникальных восточных рукописей. «Тазкирян Султан Сутук Бугра-хан» («История Сутак-Бугра-хана»), «Тазкирян Туглук-Тимур-хан» («История Туглук-Тимур-хана»), «Тазкирян Ходжагян» («История ходжей»), «Абумуслим Маурузи» и др., а также коллекции горных пород, образцы нефрита, гербарий, памятники нумизматики и многое другое. Среди обширных материалов, собранных Ч. Валихановым, значительное место занимают его карандашные зарисовки, воспроизводящие типы жителей Восточного Туркестана и их занятия. Главнейшим результатом поездки Ч. Валиханова в Кашгар явился его капитальный труд «О состоянии Алтышара или шести восточных городов Китайской провинции Нан-Лу (Малой Бухарии)». Это был первый научный труд, посвященный истории, географии и социальному строю народов Восточного Туркестана, написанный с учетом достижений современной Ч. Валиханову науки. По охвату новых материалов, а также по широте и глубине их анализа работа его явилась крупным вкладом в отечественную науку. Она не потеряла своего значения и поныне. В этом замечательном труде проявилась огромная эрудиция молодого ученого, его талант исследователя, острый, пытливый ум; самое отрадное впечатление производят чисто литературные качества этого произведения: образный слог, занимательность, тонкий юмор. Этот труд Ч. Валиханова имел и большое практическое значение. Современники Ч. Валиханова — ученые, писатели и военные специалисты — высоко оценили исследования Ч. Валиханова о Кашгаре, считая его подлинным географическим открытием, трудом «в высшей степени полезным для правительства и для наук», восполняющим «пробелы европейских ученых-географов и востоковедов, — сведениями которых мы доселе руководствовались». Отчет Ч. Валиханова был использован в дальнейшем при устройстве торговых факторий в Кашгаре, а также при установлении торговых и культурных связей России с Западным Китаем. Заслуги ученого-путешественника были отмечены переводом его в чин штабс-ротмистра, пожалованием ордена и денежной наградой. По представлению Ч. Валиханова были награждены его верные спутники по путешествию в Кашгар, всего 23 человека. Награды получили также караван-баши Мусабай, семипалатинский купец Букаш, полковник К. К. Гутковский и другие. Ч. Валиханов приехал в Петербург в конце 1859 г. Русские ученые встретили его как отважного путешественника, замечательного исследователя, глубокого знатока жизни народов Средней Азии и Казахстана.

Схематическая карта осенних стоянок и зимовок казахов в районе горы Сырымбет. Рис. Ч. Ваалиханова Перо. 1853 г

Будучи признанным авторитетом по вопросам Средней Азии, Ч. Валиханов пользовался особым расположением как со стороны Министерства иностранных дел, так и Генерального штаба. Оба эти учреждения поддерживали мысль П. П. Семенова-Тян-Шанского об оставлении Ч. Валиханова в Петербурге для научных занятий и поставили перед правительством этот вопрос. Е. П. Ковалевский в письме от 3 апреля 1860 г. на имя военного министра просил причислить «штабс-ротмистра Валиханова к Азиатскому департаменту с тем, однако, чтобы независимо от жалованья, которое он будет получать от Министерства иностранных дел, ему было сохранено жалованье и содержание по чину из сумм военного ведомства». Е. П. Ковалевский писал, что в случае надобности можно «возложить на штабс-ротмистра Валиханова какое-либо поручение со стороны Военного министерства по предстоящей экспедиции против кокандцев, и Министерство иностранных дел не встретит никаких препятствий к командировке его». Министр иностранных дел А. М. Горчаков, ходатайствуя перед Александром II о переводе Ч. Валиханова из Военного министерства в Азиатский департамент, дает ему следующую характеристику: «Штабс-ротмистр Валиханов, совершивший в минувшем году поездку в Кашгар, изучивший на месте Восточную часть Средней Азии и знающий совершенно несколько наречий тюркского языка, может быть полезным Азиатскому департаменту своими специальными сведениями. А потому по предварительному соглашению с Военным министром я полагал бы причислить Валиханова к сему департаменту». Приказ о переводе Ч. Валиханова в Азиатский департамент был утвержден Александром II 15 июня 1860 г. В нем говорилось: «Состоящего по армейской кавалерии штабс-ротмистра султана Чокана Валиханова назначить состоять при Азиатском департаменте, с оставлением по армейской кавалерии». Пребывание Ч. Валиханова в Азиатском департаменте является одним из ярких периодов его биографии. Об этом сохранилось особое дело, документы которого свидетельствуют о той важной роли, которую сыграл Ч. Валиханов в период присоединения Южного Казахстана и Средней Азии к России. Ч. Валиханов прибыл в Петербург с огромным запасом знаний, обогащенный интересными наблюдениями, сделанными во время путешествий по горам Тянь-Шаня и Восточному Туркестану. Эти наблюдения явились предметом увлекательных научных бесед Ч. Валиханова с выдающимися русскими учеными и писателями. О Петербурге Чокан много слышал еще в Омске от ссыльного поэта С. Ф. Дурова. С.Ф. Дуров был революционером-демократом, борцом против царского самодержавия. 23 апреля 1849 г. его арестовали вместе с основной группой петрашевцев в числе 35 человек. После восьмимесячного заточения в Петропавловской крепости военный суд приговорил С. Ф. Дурова к расстрелу, который затем был заменен ссылкой на каторжные работы. Закованный в кандалы, С. Ф. Дуров вместе с Ф. М. Достоевским был отправлен этапом в Тобольск, а затем 23 января 1850 г. помещен в Омскую каторжную тюрьму. Условия жизни здесь были невыносимы, С. Ф. Дуров вышел из тюрьмы с совершенно подорванным здоровьем. По окончании срока каторжных работ 11 января 1854 г. его определили рядовым на дисциплинарную военную службу и перевели в третий Сибирский линейный батальон в г. Петропавловске. Однако состояние здоровья не позволяло С. Ф. Дурову нести военную службу. Ему разрешили поступить на службу по гражданскому ведомству, определив в должности «канцелярского служителя четвертого разряда в Областное правление Сибирских киргизов». Одновременно по указанию Николая I за С. Ф. Дуровым был учрежден «строжайший секретный надзор и сверх того непосредственное наблюдение ближайшего начальства», в частности военного губернатора области Сибирских киргизов фон Фридрихса. Служа в областном правлении Сибирских киргизов, С. Ф. Дуров вскоре обратил на себя внимание гуманным отношением к людям, честностью, трудолюбием и деловитостью, и по настоянию К. К. Гутковского и Ч. Валиханова вскоре был переведен в третий разряд канцелярских служителей. Работа в областном правлении позволяла С. Ф. Дурову бывать в степи, знакомиться с жизнью трудящихся казахов. В 1855 и 1856 гг. ему разрешили жить в Кокчетавском округе «для поправления здоровья». Но и здесь он находился «под тайным полицейским надзором». По предписанию генерала Фридрихса Кокчетавский окружной приказ должен был ежемесячно доносить ему о поведении С. Ф. Дурова. 26 августа 1856 г. С. Ф. Дурову было разрешено «возвратиться из Сибири и жить, где пожелает в пределах империи, за исключением С.-Петербурга и Москвы». Но его задержали в Западной Сибири еще на один год. Только в конце августа 1857 г. он покинул Омск и поселился в Одессе. Дружеские связи Ч. Валиханова с С. Ф. Дуровым установились сразу по освобождении последнего из Омской крепостной тюрьмы. Раньше Ч. Валиханов слышал о нем через К. К. Гутковского, интересовался его судьбой, горячо сочувствовал ему и искал случая, чтобы лично встретиться с ним. С весны 1855 г. местом постоянных встреч друзей был дом Капустиных, а также квартира самого Ч. Валиханова. Во время встреч велись задушевные беседы, обсуждались самые животрепещущие вопросы социально-политической жизни страны, волновавшие всех передовых людей того времени. Во взглядах С. Ф. Дурова и Ч. Валиханова обнаружилось много общего. Чокан был близко знаком с русским писателем Ф. М. Достоевским, отбывавшим каторгу вместе с С. Ф. Дуровым в Омской крепости. О Ф. М. Достоевском Чокан много слышал в семье Капустиных и Гутковских. По свидетельству А. Е. Врангеля, первое знакомство Чокана с Ф. М. Достоевским произошло в 1854 г. в Омске, в доме Ивановых, у которых часто бывал писатель. Эта встреча выявила некоторую общность их взглядов и стремлений, и они стали близкими друзьями. Находясь в Омской каторжной тюрьме, названной им «мертвым домом», и по выходе из нее Ф. М. Достоевский еще не отказался от своих передовых взглядов, сложившихся у него в кружке петрашевцев. В беседах с Чоканом и в переписке с ним он проявил себя как большой прогрессивный мыслитель и обличитель пороков прогнившего помещичьего строя в России. Чокану было 19 лет, когда он стал одним из близких друзей великого писателя. Дружеское общение Чокана с Ф. М. Достоевским, начавшееся со знакомства в доме Ивановых, было продолжено встречами в Семипалатинске и Петербурге и поддерживалось шестилетней перепиской (1856-1862 гг.).

Схематическая карта Тургайской степи и Кушмурунского округа. Рис. Ч. Валиханова. Перо. 1852

Весной 1854 г. царские власти сочли необходимым удалить Ф. М. Достоевского из областного центра и отправить в глушь. Он был переведен в Семипалатинск на бессрочную солдатскую службу, в 7-ой батальон Сибирского линейного казачьего войска. В 1856-1858 гг., отправляясь в путешествия по степи, Ч. Валиханов неизменно заезжал к Ф. М. Достоевскому, подолгу беседовал с ним на политические и философские темы. Встреча Чокана с Ф. М. Достоевским в Семипалатинске — одна из ярких страниц его биографии. Эта встреча запечатлена на фотографии, сохранившейся до наших дней. «Из немногих, посещавших нас последнее время лиц, — пишет А. Е. Врангель, — помню, между прочим, заехал проездом, чтобы повидать Достоевского, молодой, премилый офицер-киргиз, воспитанник Омского кадетского корпуса Мухаммед-Ханафия Валиханов… Он познакомился с Ф. М. Достоевским в Омске у Ивановых и очень полюбил его». Ф. М. Достоевский прекрасно знал жизнь казахского аула. Пользуясь близостью к таким людям, как Попов, А. Е. Врангель и М. М. Хоментовский, занимавшими тогда видное положение, Ф. М. Достоевский мог вместе с Ч. Валихановым и А. Е. Врангелем посещать казахские аулы, бывать в Аркате, в Чингизских и Тарбагатайских горах для археологических исследований. Жизнь казахского народа явилась новой интересной темой бесед между Ч. Валихановым и Ф. М. Достоевским. После встреч в Семипалатинске друзья расстались надолго, между ними завязалась переписка, представляющая большой общественно-исторический интерес и являющаяся примером близкого идейного общения замечательных представителей двух братских народов. В письмах Ч. Валиханова получили отражение его общественные взгляды, любовь к русскому народу и русской культуре. Уезжая из Семипалатинска после временной отлучки знаменитого русского писателя в Барнаул, Ч. Валиханов писал Ф. М. Достоевскому: «После Вашего отъезда я только ночевал в Вашем граде и утром на другой день отправился в путь. Вечер этот был для меня ужасно тосклив. Расстаться с людьми, которых я так полюбил, и которые тоже были ко мне благорасположены, было очень и очень тяжело. Мне так приятны эти немногие дни, проведенные с Вами в Семипалатинске, что теперь только о том и думаю, как бы еще побывать у Вас. Я не мастер писать о чувствах и расположении, но думаю, что это ни к чему: Вы, конечно, знаете, как я к Вам привязан, и как я Вас люблю». В ответ на это письмо Ф. М. Достоевский открывает Ч. Валиханову свою душу: «Письмо Ваше, добрый друг мой, передал мне Александр Николаевич*. Вы пишете мне, что меня любите. А я Вам объявляю без церемонии, что я в Вас влюбился. Я никогда и ни к кому, даже не исключая родного брата, не чувствовал такого влечения, как к Вам… Тут бы можно многое сказать в объяснение, но чего Вас хвалить! А Вы верно и без доказательства верите моей искренности, дорогой Вали-хан, да если на эту тему написать 10 книг, то ничего не напишешь. Чувство и влечение дело необъяснимое… Когда мы простились с Вами из возка, нам всем было грустно на душе целый день. Мы всю дорогу вспоминали о Вас». В своем письме Ф. М. Достоевский дает Чокану полезные советы, призывает его к служению родному народу, рекомендует попробовать свои силы на ниве публицистики. Он пишет: «Не бросайте заниматься. У Вас есть много материалов. Напишите статью о степи… Вы бы могли так устроить судьбу свою, что были бы необыкновенно полезны своей родине. Например, не великая ли цель, не святое ли дело растолковать в России, что такое степь, ее значение и Ваш народ относительно России… Вспомните, что Вы первый киргиз, образованный по-европейски вполне. Судьба же Вас сделала вдобавок превосходнейшим человеком, дала Вам и душу, и сердце. Нельзя, нельзя отставать». Этими горячими призывами Ф. М. Достоевский побуждал Чокана действовать активно на поприще просвещения народа. Далее Ф. М. Достоевский пишет: «Я Вас так люблю, что мечтаю о Вас и о судьбе Вашей по целым дням. Конечно, в мечтах я устраивал и лелеял судьбу. Но среди мечтаний была одна действительность — это то, что Вы первый из Вашего племени, достигший европейского образования. Уже один этот случай поразителен, и сознание о нем невольно налагает на Вас и обязанности… Прощайте, дорогой мой, и позвольте Вас обнять и поцеловать 10 раз». Ф. М. Достоевский и позднее следил за научными успехами Ч. Валиханова, живо интересовался его дальнейшей судьбой. В письме к А. Е. Врангелю из Твери Ф. М. Достоевский пишет: «Валиханов премилый и презамечательный человек. Он, кажется, в Петербурге? Писал я Вам об нем? Он член Географического общества. Справьтесь там о Валиханове, если будет время. Я его очень люблю и очень им интересуюсь». Дружеская связь Ч. Валиханова с Ф. М. Достоевским продолжалась в течение многих лет. Она поддерживалась и в Петербурге (1860 г.). После реформы 1861 г. и знакомства с революционной литературой Ч. Валиханов стал критически относиться к деятельности и взглядам писателя, перешедшего на позиции мистицизма и отошедшего от борьбы с самодержавием. В своем письме к А. Н. Майкову Чокан пишет: «Будем говорить теперь о Вас, о Петербурге, о друзьях моих петербургских! Что делают Достоевские? Они редко пишут, в чем, впрочем, я сам виноват, потому что редко отвечаю. Как их журнал идет? Кажется, хорошо, судя по объявлениям на продолжение издания. Говоря между нами, я что-то плохо понимаю их почву, народность, то славянофильством пахнет, то западничеством крайним, примирения что-то не видать или не удается им это примирение. По-моему, что-нибудь да одно, или преобразования коренные по западному образцу, или держись старого, даже старую веру надо использовать. Китайская середина не идет теперь к делу». Ф. М. Достоевский на всю жизнь запомнил своего друга из Казахстана. Все предметы, полученные им от Чокана Валиханова, впоследствии стали для него самыми дорогими сувенирами. В 1866 г., после смерти Чокана, он как-то сказал своей жене А. Г. Достоевской: «Видите этот большой палисандровый ящик? Это подарок моего сибирского друга Чокана Валиханова, и я им очень дорожу. В нем я храню мои рукописи, письма и вещи, дорогие мне по воспоминаниям»*. Годы пребывания Ч. Валиханова в Петербурге представляют одну из ярких страниц его биографии. Находясь в окружении передовой русской интеллигенции, внимательно следившей за успехами молодого ученого-путешественника, Ч. Валиханов в эти годы с особой силой мог проявить свой незаурядный талант и знания. В периодической печати того времени встречались отклики о его пребывании в столице. Один из крупных ученых середины XIX в. П. И. Небольсин писал о Чокане: «В Петербурге у нас киргизы редкость; едва ли и пять человек их здесь наберется. Они ходят в общеевропейской форменной военной одежде и, за исключением лишь одного человека, ничем особенным не заявляют о своем существовании. Этот один еще очень молодой кавалерийский офицер, …султан Чокан Чингисович Валиханов». «С Валихановым… я лично познакомился в Петербурге и провел несколько самых приятных вечеров, — говорил Л. Н. Плотников, — под мерку его способностей и знаний не только не придутся они (Мухамед-Гали Тяукин и Бабажанов), но, пожалуй, и мы с г. Небольсиным». Деятельность Ч. Валиханова в Петербурге была весьма кипучей и разносторонней. Он работал в нескольких учреждениях: в Военно-ученом комитете Генерального штаба, Азиатском департаменте, Географическом обществе и одновременно слушал лекции в университете. По поручению Военно-ученого комитета он составлял карты Средней Азии и Восточного Туркестана. Под его редакцией были подготовлены: «Карта пространства между озером Балхашом и хребтом Алатау», «Рекогносцировка западной части Заилийского края» (1856 г.), «План города Кульджи», «Карта к отчету о результатах экспедиции к оз. Иссык-Куль» (1856 г.), «Карта Западного края Китайской империи» и т. д. Им кропотливо изучались старинные карты на разных языках. «В Петербурге я встретил Чокана Валиханова офицером, — вспоминает Н. М. Ядринцев, — как раз в пору его славы… Я его заставал за разными восточными манускриптами и картами».

Сырымбет. Рисунок Ч. Валиханова. Перо. 1853

В Географическом обществе он принимал участие в подготовке к изданию трудов К. Риттера, составлял материалы по географии и этнографии Казахстана и Средней Азии, читал лекции для членов общества о Восточном Туркестане, Тянь-Шане и Киргизии. Его лекции были очень интересны и увлекательны, некоторые из них иногда публиковались в газетах в кратком изложении. В Петербурге Чокан постоянно общался с многими выдающимися русскими учеными и литераторами, устанавливал с ними дружеские связи. Тесные дружеские и деловые связи он поддерживал постоянно с вице-президентом Географического общества П. П. Семеновым-Тян-Шанским. Неоднократные беседы с ним способствовали расширению научного горизонта Чокана и в значительной мере направляли его работу в области изучения Казахстана и Средней Азии. Ч. Валиханов, еще учась в кадетском корпусе, мечтал об университетском образовании. «Чокан, беседуя с Потаниным, — пишет акад. В. А. Обручев, — часто говорил, что они должны поехать в Петербург и поступить в университет, чтобы подготовиться к путешествию». Эти мечты, когда Ч. Валиханов жил в Петербурге, были близки к осуществлению. В то время он часто посещал университет и всегда делился своими мыслями о лекциях с П. П. Семеновым-Тян-Шанским: «Самые юные, талантливые и чистые душой вновь развивающиеся местные деятели, как Г. Н. Потанин и Ч. Ч. Валиханов, — пишет П. П. Семенов-Тян-Шанский, — глубоко проникнутые своим стремлением и жаждой знания, стремились закончить высшее образование в Петербургском университете». До приезда в Петербург Чокан предполагал слушать лекции на восточном факультете. Но там не читались курсы истории, философии и истории общественного развития, которые в то время больше всего интересовали Ч. Валиханова. Поэтому он посещал лекции на историко-филологическом факультете университета и продолжал изучать иностранные языки. Одновременно Ч. Валиханов готовил свои труды для публикации в изданиях Географического общества. Большую помощь и в этом оказывал ему П. П. Семенов-Тян-Шанский. «Я просил Гасфорта, — пишет о Ч. Валиханове в своих мемуарах русский ученый, — дать ему возможность, оставаясь на службе при генерал-губернаторе, приехать в Петербург на продолжительное время для разработки превосходных, уже собранных им этнографических и исторических материалов о киргизской степи. При этом я обещал Валиханову широкое покровительство и содействие Географического общества». Ч. Валиханов установил тесные связи и с русскими учеными-востоковедами и, прежде всего, с профессором А. Н. Бекетовым, редактором «Записок Русского географического общества», в Азиатском департаменте он общался с Е. П. Ковалевским, Ф. Р. Остен-Сакеном, И. И. Захаровым, профессором Петербургского университета, бывшим консулом в Кульдже. Вместе с И. И. Захаровым он работал в высшей школе для ученых занятий при Азиатском департаменте, где преподавал тюркские языки для лиц, едущих в Среднюю Азию. У Ч. Валиханова на квартире часто бывали востоковеды В. В. Григорьев, В. П. Васильев, В. В. Вельяминов-Зернов и др.

Усадьба Айганым в Сырымбете. Рис. Ч. Валиханова. 1853 г

Замечательную страницу петербургского периода жизни Ч. Валиханова составляет его дружеское общение с русскими писателями. В бытность в Петербурге он часто бывал у Ф. М. Достоевского, познакомился с его семьей, братом М. М. Достоевским, а также с поэтами А. Н. Майковым, Я. П. Полонским, критиком Страховым и др. Особое значение имела его дружба с единомышленниками Н. Г. Чернышевского братьями Курочкиными. По исследованию В. Г. Баскакова, «Н. С. Курочкин завязал серьезные связи с Чернышевским осенью 1861 г. и с тех пор посещал его квартиру. Оба они присутствовали на похоронах Добролюбова, встречались в шахматном клубе». В. С. Курочкин «посещал квартиру Н. Г. Чернышевского, неоднократно встречался с ним в шахматном клубе, принимал участие в работе тайного общества «Земля и воля». В ряде своих подцензурных статей В. Курочкин призывал бороться, не жалея сил, за то великое дело, которое начал Н. Г. Чернышевский». Василий Степанович Курочкин (псевдонимы — Знаменский, Темный) был одним из известных поэтов-разночинцев 60-х годов. Брат В. С. Курочкина Николай Степанович — один из друзей Чокана Валиханова, поддерживал с ним связь до самой смерти. Он тоже был поэтом и журналистом (писал под псевдонимами Скорпионов и Преображенский). С 1861 г. братья Курочкины состояли членами общества «Земля и воля». С 1862 г. находились под надзором царской охранки в связи с делом «О лицах, обвиняемых в сношениях с лондонскими пропагандистами», т. е. в связи с А. И. Герценом и Н. П. Огаревым. После того, как произошло покушение на жизнь Александра II, братья Курочкины были арестованы и некоторое время находились в заключении в Петропавловской крепости. В 1861-1862 гг. Н. С. Курочкин редактировал журнал «Иллюстрация», где поместил ряд рисунков из быта казахов, переданных ему Ч. Валихановым. Повседневно общаясь с выдающимися русскими писателями и учеными, Чокан пробуждал у многих из них интерес к Средней Азии и Казахстану, способствовал укреплению дружеского расположения к народам этих окраин. Он давал некоторым поэтам темы из восточной жизни. Под влиянием бесед с Ч. Валихановым поэт А. Н. Майков написал стихи «В степях», «Альпийские ледники», «Емшан». Его материалами и консультациями пользовались многие авторы, в частности, А. Ф. Голубев и Д. И. Романовский, офицеры Генерального штаба, писавшие об Иссык-Куле, Средней Азии и Казахстане. Материалы Ч. Валиханова использовали П. П. Семенов-Тян-Шанский, М. И. Венюков, Ф. Р. Остен-Сакен, Е. П. Ковалевский, А. А. Татаринов, А. И. Лерх и многие другие. Чокан любил острить, зло высмеивать пороки, которые он находил в окружающей его среде. Остроумие, блестящий полемический дар Ч. Валиханова приводили в восторг его друзей — ученых и литераторов, близко знавших его. * * * Весной 1861 г. тяжелая болезнь заставила Чокана Валиханова оставить Петербург. По совету врачей он отправился в родную степь с надеждой поправить свое ослабленное здоровье. В Петербурге Чокан пробыл полтора года. Жизнь в столице, проведенная среди друзей, оставила в его сознании неизгладимый след. Он уезжал из Петербурга идейно обогащенным. Возвращение Ч. Валиханова в степь было радостным событием для его родных. Вместе с ним приехали его друзья — студент Московского университета (фамилия его не известна), татарский ученый-просветитель Хусаин Фаизхан, близкий друг Чокана И. И. Ибрагимов и другие. К их прибытию аул Валихановых перекочевал на джайляу и находился на новом пастбище Бурулука. Здесь были все условия для отдыха, для улучшения подорванного здоровья Чокана — воздух, кумыс, баранина, которые Ч. Валиханов считал лучшими средствами от чахотки. По воспоминаниям местных жителей-казахов Кокчетавской области, около юрты Чокана всегда было шумно, многолюдно. Сюда стекались жители соседних аулов, желая увидеть молодого ученого, пожать ему руку. Многие из них приходили к нему за советами по различным вопросам. В ауле Чокан находился в постоянном окружении народных поэтов, сказителей, музыкантов (кобызистов, сыбызгистов и домбристов), певцов, остряков, комиков, которые своими песнями, игрой, представлениями не только развлекали его, но и давали ему богатый научный материал. Такие представления (ойын-саук) иногда продолжались до поздней ночи. И. И. Ибрагимов вспоминает, что «Чокан вечера просиживал долго, слушая пение и рассказы киргиз». Чокан особенно любил кобызиста Курумбая Кангожина, певцов Коке Альджанова, Шакена, сказителя Карыке, акробата Абе Тогжанова. Большое удовольствие Чокану доставляла игра его дяди — знаменитого кобызиста Кангожи, прекрасного исполнителя народных кюев и лирических мелодий на сыбызге и домбре. До сих пор сохранился афоризм, сочиненный отцом Чокана: «Счастье — мое, искусство — Кангожи» («Бахыт менікі, өнер Қанғожанікі»). Чокан часто просил Кангожу сыграть кюи «Балбраун» («Нега») и «Таргыл бука». Чокану Валиханову по душе был и другой музыкант — Толепберген, сын знаменитого кобызиста Тулака, жившего в районе оз. Турангуль, недалеко от Сырымбета. Это был одаренный юноша, замечательный исполнитель народных мелодий на кобызе и сыбызге. В народе существует легенда о том, что, когда отец и сын играли кюи на оз. Турангуль, мелодии их кобыза и сыбызги доносились до гор Сырымбета. Из поэтов и сказителей у Чокана часто бывали Шоже, Тогжан, Орумбай, Арыстамбай, поэтесса Ажар (кыз), Сокыр Жырау — потомок известного певца Шала. В бытность Чокана в ауле его отец Чингис всегда приглашал к себе лучших певцов, чтобы предоставить возможность сыну записать их песни. Живя в ауле, ученый-просветитель вновь столкнулся с тяжелой картиной отсталости, средневековья, страданий бесправных народных масс, томившихся под двойным гнетом. Он видел произвол и насилие чиновников-колонизаторов, деспотизм казахских феодалов. Он не мог мириться с этой тиранией. Отстаивая интересы народных масс, он выступал в защиту их прав, против угнетения и произвола. Но, увлекшись утопическими идеями, он пошел по неправильному пути, допуская возможность сверху, «от власти» создать «счастье народа». Об этом говорит атбасарский эпизод (1862 г.) — выставление Ч. Валихановым своей кандидатуры на должность выборного старшего султана. «Я думал, — писал Чокан в письме к Ф. М. Достоевскому, — как-то сделаться султаном, чтобы посвятить себя пользе соотечественников, защитить их от чиновников и от деспотизма богатых киргиз. При этом я думал более всего о том, чтобы примером своим показать землякам, как может быть для них полезен образованный султан-правитель». Чокан, конечно, напрасно лелеял надежду на то, что он сможет облегчить участь трудящихся, оградить их от беззаконий и произвола, став султаном. Тем не менее, в своей борьбе против угнетателей Ч. Валиханов выражал коренные нужды и чаяния бесправного тогда казахского народа. Ч. Валиханов энергично боролся с отсталыми взглядами, выступал против предрассудков и привычек, порожденных и поддерживаемых феодально-патриархальным укладом. В письме к А. Н. Майкову Чокан писал: «Мои родные… имеют множество как национальных, так и сословных предрассудков и качеств. Особенно выдается непомерное упорство и тщеславие. Понятно после этого, они имеют слишком высокое мнение о себе, о своем уме и проч. Понятно и то, что всякие советы или споры только раздражают их тщеславие и укрепляют упорство. Я вижу теперь, что трудно одному бороться со всеми, вижу, что истина, как бы она ни была светла, не может изгнать самых неверных заблуждений, когда они освящены временем». Разногласия с родственниками привели к тому, что Чокан вскоре уехал в Омск. Здесь он принимал участие в работе юридической комиссии областного правления и занимался вопросами казахской судебной реформы. Весной 1864 г. Ч. Валиханов был приглашен в военную экспедицию генерала М. Г. Черняева, в задачу которой входило присоединение Южного Казахстана к России. Он принимал участие в военных действиях при взятии крепости Аулие-Ата. Ч. Валиханов считал, что присоединение Южного Казахстана и Средней Азии должно произойти мирным путем, без кровопролития. Он надеялся, что так и будет. Генералу Черняеву перед выступлением было предложено «не отвергать мирные предложения, вступить с местными народами в предварительные переговоры». Для участия в такого рода переговорах специально и командировался «штабс-ротмистр Валиханов, весьма развитый азиатец, хорошо знающий русский и татарский языки». Однако генерал Черняев, будучи ярым проводником колонизаторской политики царизма, допустил ряд жестоких и бесчеловечных действий, приведших в негодование не только Ч. Валиханова, но и всех передовых людей России того времени. Ч. Валиханов, естественно, не мог продолжать службу под начальством этого жестокого человека. В июле 1864 г. с группой офицеров, недовольных действиями М. Г. Черняева, он возвратился в г. Верный. Архивные документы свидетельствуют, что в это время вообще усиливается политическое брожение среди офицеров Сибирского казачьего войска, недовольство мерами царизма. Для расследования политической благонадежности офицеров Сибирского казачьего войска из Петербурга была направлена в Омск особая комиссия, которой поручили, кроме применения жестоких мер и ареста, приводить офицеров к присяге.

Чингис Валиханов

В силу создавшейся тяжелой обстановки Чокан решил не возвращаться в Омск. Он выехал из Верного в аул Тезека — старшего султана казахов рода албан, где женился на его сестре. Живя в ауле, он занимался изучением исторических преданий казахов Старшего жуза, интересовался ходом восстания дунган в Западном Китае, все время поддерживал связи с Петербургом и администрацией Западной Сибири. До самой смерти он числился на службе по Генеральному штабу и по Азиатскому департаменту. Восстановить свое подорванное здоровье Чокан Валиханов не смог. Он скончался в апреле 1865 г. в ауле Тезека, в урочище Кочен-Тоган, недалеко от подножия Алтын-Эмельского хребта. Перед своей кончиной Ч. Валиханов написал отцу последнее письмо. В нем выражалась тоска по родным и знакомым, сожаление о неосуществленных мечтах. «Устал, нет никакой силы, — писал он, — весь высох, остались одни кости, скоро не увижу света. Мне больше не суждено повидаться с моими дорогими родными и друзьями, нет для этого никаких средств. Это будет мое последнее письмо. Прощайте, обнимаю всех». Через некоторое время в Сырымбете было получено письмо от Тезека о смерти Чокана. В своем последнем письме Чокан просил отца: «Приезжайте в Джетысу, увезите к себе мою бедную Айсары (жену), не оставьте ее без внимания и заботы». Для выполнения этого предсмертного пожелания Чокана летом 1865 г. из Кокчетава в Алтын-Эмель был отправлен караван. В ауле Тезека участники поездки построили в честь Ч. Валиханова сводчатую гробницу из жженного кирпича, с которой сохранились фотографии и карандашный рисунок, сделанный Г. Н. Потаниным. Обратно караван вернулся с женой Чокана. Память о Чокане Валиханове верно хранили его друзья и товарищи: Г. Н. Потанин, Н. М. Ядринцев, Г. А. Колпаковский, И. И. Ибрагимов, Н. Ф. Усов и многие другие. В ознаменование научных заслуг Чокана Валиханова они по поручению генерала К. П. Кауфмана и при содействии архитектора П. Зенкова установили в 70-х годах XIX в. на мавзолее Ч. Валиханова мраморную плиту с надписью на казахском и русском языках. Текст надписи был составлен самим К. П. Кауфманом, казахский перевод ее — И. И. Ибрагимовым (умер в 1891 г. в г. Хиджазе в должности российского консула). В задании К. П. Кауфмана было сказано: «…Поискать мастера дельного, который бы мог аккуратно и без ошибок вырезать надпись». Плиту заказали в Екатеринбурге и везли ее через Омск и Семипалатинск на Алтын-Эмель, где водрузили на могиле Чокана Валиханова. Надпись на плите гласила: «Здесь покоится прах штабс-ротмистра Чокана Чингисовича Валиханова, скончавшегося в 1865 г. По желанию туркестанского генерал-губернатора Кауфмана 1-го, во внимание ученых заслуг Валиханова, положен сей памятник генерал-лейтенантом Колпаковским в 1881 г.». В первой редакции надписи за этим текстом следовало: «Этот камень положен… в память уважаемого и любимого всеми покойного Чокана Валиханова. Потом эти слова были изъяты. С тех пор прошло более ста лет, и тот памятник Ч. Валиханову давно разрушен временем. Но благодарное потомство не забыло замечательного сына казахского народа. В 1958 г. советские люди поставили на могиле Чокана Валиханова высокий обелиск. В канун 150-летия со дня его рождения здесь, вблизи колхоза им. Чокана, построен мемориальный комплекс (музей, памятник, обелиск). Сюда приезжают деятели науки, литературы и искусства, туристы, чтобы почтить память великого казахского ученого и просветителя. Здесь побывал член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК Компартии Казахстана тов. Д. А. Кунаев. * * * Выдающийся казахский ученый и просветитель Ч. Валиханов оставил после себя обширное литературное наследство. За свою короткую жизнь он успел написать ряд работ, посвященных истории, географии и этнографии народов Средней Азии и Казахстана, а также довольно значительное количество произведений на общественно-политические темы. Это был вполне сформировавшийся крупный ученый с энциклопедическим складом ума, сумевший поставить по-новому ряд вопросов в современной ему науке. «Большой охват фактического материала, широта раскрываемых вопросов, обоснованность многих решений побуждают современного исследователя обращаться к его работам как к разновидности первоисточников. В произведениях Ч. Ч. Валиханова мы находим и точные заключения, и непосредственные наблюдения, и сохранившиеся в народной памяти сведения о событиях прошлого. Знание народных традиций и преданий, а также многочисленных документальных материалов дало ему возможность масштабно и глубоко осветить наиболее трагические моменты истории Казахстана». Свою научную деятельность Ч. Валиханов начал, еще будучи воспитанником кадетского корпуса. Заинтересовавшись работами востоковеда И. Н. Березина, Ч. Валиханов вступает в переписку с ним и по его поручению выполняет ряд разысканий в области казахского языка. Ч. Валиханов написал также рецензию на работу И. Н. Березина «Ханские ярлыки», которая явилась его первым научным трудом. Ч. Валиханов сделал обширные извлечения из «Джами’ат-таварих» Жалаири, впервые перевел на русский язык ее основные главы, комментировал и приобщил к переводу словарь восточных терминов. Он сделал обширные выписки из «Шейбани-намэ», «Шеджере-и тюрк» Абулгази (по изданию И. Н. Березина), на основе которых позднее составил важный в теоретическом отношении труд «Киргизское родословие». «Джами’ат-таварих» Валиханов определяет как редкое историческое сочинение, как свод казахских народных исторических преданий XV-XVI вв. «Предания киргиз о своем происхождении, — пишет он, — оправдываются сказаниями «Шейбани-намэ» и «Джами’ат-таварих», которая написана киргизом Большой орды джалаирского рода». Как уже отмечалось, Ч. Валиханов прекрасно знал несколько восточных и европейских языков. Это дало ему возможность изучить древние источники в подлиннике. Кроме русских, ему были доступны почти все европейские и восточные источники, касающиеся географии и истории народов Средней Азии и Казахстана. Ему были хорошо известны многие нарративные источники, написанные на персидском, арабском и тюркском языках, над текстами которых он долго и кропотливо работал. Впоследствии Ч. Валиханов изучал известные сочинения «Бабур-намэ», «Тарихи-Рашиди», «Тазкиряи ходжаган», данные из которых он использовал в своих трудах. В 1854 г., будучи участником экспедиции полковника К. К. Гутковского, Ч. Валиханов посетил Канальское укрепление, где произвел запись легенд и преданий казахов Старшего жуза. Еще раньше он изучал архитектурные памятники Бутагай (на р. Нура), Джубан-Ана и Аитбулат (на р. Сарысу) в Центральном Казахстане. Особенно плодотворными в научном отношении были для Ч. Валиханова 1856-1858 гг. В Семиреченском крае он изучал древние городища Алматы, Койлык, Алмалык, собирал коллекции древних монет, делал зарисовки с натуры Тамгалытас (на р. Или), наскальных рисунков в горах Чулактау и возле Джунгарских Ворот, каменных изваяний на северном берегу Иссык- Куля и на р. Аягуз. К этому периоду относятся его замечательные дневники о поездке на Иссык-Куль, в Кульджу, в Кашгар, «Смерть Кукотай-хана», «Заметки по истории южносибирских племен» («Записка № 1»). Среди научных трудов Чокана Валиханова огромный интерес представляют его исследования, посвященные историко-географическому обзору Семиречья, Иссык-Куля, Тянь-Шаня и Восточного Туркестана — «Очерки Джунгарии», «Записки о киргизах», «О состоянии Алтышара или Китайской провинции Нан- Лу (Малой Бухарии)». Значительную научную ценность представляют исследования Ч. Валиханова по истории и этнографии казахского народа, а также статьи, касающиеся социально-политических отношений в казахской степи. Это — «Аблай», «Киргизское родословие», «Вооружение киргиз в древние времена и их военные доспехи», «Шуна-батыр», «Записка о судебной реформе», «О мусульманстве в степи», «Следы шаманства у киргизов», «О кочевках киргиз» и другие. В ряде работ Ч. Валиханов выступает не только как историк и этнограф, но и как литератор, публицист, замечательный художник слова. Весьма любопытны его незаконченные исследования по теории казахской народной поэзии и киргизскому эпосу «Манас». Большое значение для истории казахской литературы имеет эпистолярное наследие Ч. Валиханова, его переписка с выдающимися русскими писателями и учеными. В этой переписке, как и в его дневниках, с большой силой выступает публицистическое дарование Валиханова. «Если бы Чокан имел в киргизском народе читающую среду, — пишет Г. Н. Потанин, — он мог бы стать гением своего народа и положить начало литературному возрождению своих единомышленников». Дневники Ч. Валиханова написаны в стиле художественного очерка порою с большими лирическими отступлениями («Дневник поездки в Кульджу», «Дневник поездки в Кашгар»). Для этих дневников характерно сочетание живого и увлекательного описания природы с глубоким знанием народной жизни. В кульджинском дневнике отмечены вехи истории, культуры и быта народов Синьцзяна, их культурные взаимосвязи с древних времен до XIX в. В нем запечатлены интересные наблюдения и живые восприятия картин народного быта Тянь-Шаня и пограничной Джунгарии. Ч. Валиханов известен также как неутомимый собиратель изустных сказаний, редких рукописей, памятников нумизматики, сфрагистики, образцов прикладного народного искусства народов, населявших Казахстан и Среднюю Азию. П. П. Семенов-Тян-Шанский и Ф. Р. Остен-Сакен пишут, что «для собирания этих материалов Валиханов не щадил ни трудов, ни пожертвований, тщательно записывал предания, легенды и поэмы своего народа, изучая среднеазиатские наречия, дорогою ценою скупал древности, с опасностью для жизни проникал в буддийские монастыри и доставал там редкие рукописи». Научные заслуги Ч. Валиханова как исследователя Средней Азии и Восточного Туркестана были признаны мировой наукой. Труды его печатались на русском, английском, немецком и французском языках. Они были достойно отмечены учеными и прежде всего П. П. Семеновым-Тян-Шанским, И. В. Мушкетовым, М. И. Венюковым и Н. А. Аристовым. По замечанию И. В. Мушкетова, труды Валиханова по географии Тянь-Шаня и Семиречья «имеют важный научный интерес и обличают широкое образование и редкую наблюдательность в авторе». По оценке М. И. Венюкова, действительно научные исследования Тяньшанской горной страны принадлежат Валиханову и Голубеву. «Как блестящий метеор промелькнул над нивой востоковедения Чокан Чингисович Валиханов, — писал известный ученый Н. И. Веселовский. — Русские ориенталисты единогласно признали в лице его феноменальное явление и ожидали от него великих и важных откровений о судьбе тюркских народов». Эти волнующие слова, высказанные одним из крупных ученых-востоковедов России, стали общепризнанной оценкой деятельности Ч. Валиханова. * * * Общественно-политические и философские воззрения Ч. Валиханова формировались в сложной исторической обстановке. В 40-80-е годы XIX в. завершился длившийся более ста лет процесс добровольного присоединения Казахстана к России. Но этот процесс не был плавным, спокойным. Феодальная казахская аристократия, опасаясь за свои права и привилегии, оказывала упорное сопротивление присоединению к России. Одной из форм такого сопротивления было феодально-монархическое движение Кенесары Касымова, носившее ярко выраженный реакционный характер. В то же время широкие народные массы активно выступали за упрочение связей русского и казахского народов, понимая, что только при помощи русского народа, его передовой культуры можно преодолеть отсталость и невежество, освободиться от патриархально-феодальных отношений и добиться для себя лучшей жизни. Ч. Валиханов отмечал, что в «настоящее время, можно сказать, происходит незаметная, но сильная борьба старины с новизной: мусульманской, подражающей Востоку, и русской». Вместе с тем и в самой России происходили важные события, оказавшие серьезное влияние на экономическое и политическое развитие национальных окраин. В середине прошлого столетия в стране обострилась политическая и идеологическая борьба в связи с кризисом крепостничества. Под воздействием растущей борьбы народных масс в повестку дня был поставлен вопрос об уничтожении в России крепостной системы и проведении демократических преобразовании. Острота и сложность политического положения как в Казахстане, так и в России в целом не могли не отразиться на мировоззрении Ч. Валиханова. В его сочинениях затрагиваются самые животрепещущие проблемы жизни казахского народа, он упорно ищет путей облегчения тяжелой участи народа. Его волнуют судьбы казахов, а также других народов России. Социологический анализ опубликованных трудов, а также архивных материалов показывает, что Ч. Валиханов по своим социально-политическим взглядам примыкал к прогрессивному, демократическому лагерю России, выступавшему против самодержавно-крепостнического строя, против колонизаторской политики царского правительства. Ч. Валиханов был убежденным сторонником прогресса, демократических преобразований, горячо стремился содействовать устранению пороков современного ему общества. Деятельность Ч. Валиханова носила просветительский характер, но и в ней были сильны элементы критики существующего строя, заметно стремление добиваться существенных изменений в социально-политическом устройстве казахского общества. Все это дает право назвать Ч. Валиханова просветителем-демократом, большим патриотом своего народа и России, гуманистом в самом лучшем понимании этого слова. Мировоззрение Ч. Валиханова как просветителя-демократа сформировалось под воздействием лучшей, демократической части русского общества в лице декабристов и петрашевцев, сосланных царским правительством в казахские степи, а также в результате влияния на Ч. Валиханова великих русских революционеров-демократов — Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова. Другим источником формирования мировоззрения Ч. Валиханова была многовековая культура казахского народа, его политическая история, борьба народных масс за свободу и независимость. Красной нитью через многие произведения Ч. Валиханова проходит мысль о пути, по которому должно пойти дальнейшее историческое развитие казахского общества. Ч. Валиханов уже в юношеские годы пришел к твердому выводу, что только с помощью русского народа путем приобщения к передовой русской культуре казахский народ сможет вступить на путь экономического, политического и культурного прогресса. Во многих своих произведениях он с болью говорит об отсталости своего народа, который еще пребывает в «безыскусственном периоде» форм общественного развития. Именно исходя из интересов народа Ч. Валиханов полагал, что дальнейшее упрочение связей с Россией откроет для казахов перспективы всестороннего экономического и культурного подъема. Он выступил как самый решительный противник национальной замкнутости и ограниченности и горячо защищал идеи дружбы народов, идеи заимствования отсталыми народами всего передового у более развитых наций. Но признание решающей роли России для преодоления отсталости и бескультурья Казахстана отнюдь не означало, что Ч. Валиханов в этих целях допускал возможность потери национальной самостоятельности своих соплеменников. Как отмечает Н. М. Ядринцев, «Чокан оставался любящим свой народ, свое племя. В его мечтах было совместить европейское просвещение и сохранить свою народность». Вместе с тем Ч. Валиханов выступил решительным критиком царских колониальных властей, чинивших произвол и беззаконие в казахской степи. Во многих произведениях, особенно в письмах к своим русским друзьям, он с крайним возмущением пишет о царских чиновниках, которые, пользуясь отсталостью и темнотой казахских трудящихся, подвергают их форменному грабежу. «Берут страшно и явно…» — с гневом пишет он о действиях степной администрации. Однако Ч. Валиханов не смог подняться до понимания необходимости радикальных мер для коренного переустройства общества. Он ошибочно полагал, что зло заключается не в колониальной системе в целом, а в отдельных представителях царской администрации. Отсюда и его неоднократные попытки добиваться замены наиболее реакционных чиновников людьми, придерживающимися либеральных взглядов. Хотя Ч. Валиханов в толковании общественных процессов оставался в целом на идеалистических позициях, в его произведениях содержатся глубокие и оригинальные мысли, которые можно рассматривать как материалистическую тенденцию в его мировоззрении. В этом отношении представляет большой интерес «Записка о судебной реформе», в которой он защищает интересы народных масс и ставит вопрос о сущности и природе реформ, проводившихся правящими классами. Высказывая свое мнение о подготавливавшейся реформе судебного дела в казахской степи, Ч. Валиханов писал, что к реформам вообще нужно подходить с учетом особенностей общественно-исторического процесса, анализировать роль различных факторов в общественной жизни. Подчеркивая важность проведения общественных реформ, Ч. Валиханов указывает на необходимость критически относиться к различным теориям, лежащим в основе проводимых социальных мероприятий. Он пишет: «…нет вопроса общественного, который был бы так всемогуще важен, как вопрос о народных реформах. Нет сомнения, что все законодатели и реформаторы имели и имеют в виду общественную пользу, но понятия о том, что полезно и что вредно для общественного развития в разные века были различные, и теперь между нами ходит много диких гипотез, которые по рутине и по привычке к прошлым преданиям принимаются многими на веру как непреложные аксиомы, хотя науки ясно доказали их ошибочность и несостоятельность». Говоря о природе реформ, Ч. Валиханов особое внимание обращает на «экономические и социальные» стороны этого вопроса, указывая, что они прямо касаются «насущных нужд народа, а реформы политические допускаются как средства для проведения нужных экономических реформ, ибо каждый человек отдельно и все человечество коллективно стремится в развитии своем к одной конечной цели — к улучшению своего материального благосостояния, и в этом заключается так называемый прогресс. С этой точки зрения полезны только те реформы, которые способствуют улучшению быта человека, и вредны те, которые почему-либо мешают достижению этой цели». Указание Ч. Валиханова на первостепенную роль экономических, социальных факторов как побудительных мотивов общественно-политических преобразований свидетельствует о его догадках о том, что общественный прогресс в конечном счете обуславливается потребностями развития материальной жизни общества. Однако эти мысли не воплотились у него в стройную социологическую схему. Определяя содержание понятия «прогресс» как улучшение материального благосостояния людей, Ч. Валиханов считал, что лишь распространение просвещения, «истинного знания», подъем культуры являются средствами, при помощи которых возможно достигнуть прогресса. «Для нормального роста и развития парода, — писал он, — необходимы прежде всего свобода и знание… Выходит, что прежде всего нужно учить». Ч. Валиханов подходит к объяснению общественных явлений с просветительской точки зрения. В ту историческую эпоху такой взгляд объективно имел прогрессивное значение, ибо просветительство поднимало на борьбу с невежеством, содействовало распространению светского образования, проникновению на национальные окраины передовой русской культуры. Вскрывая антинародный характер судебной реформы, Ч. Валиханов высказывает мысль о противоположности интересов богатых и бедных. Не поднявшись до понимания классовой борьбы как движущей силы общества, Ч. Валиханов все же ясно видел в казахском патриархально-феодальном обществе деление на классы: на привилегированные слои общества — султанов, биев, баев, ходжей — с одной стороны и бедняков, «степной пролетариат», по выражению Ч. Валиханова, — с другой. Интересы этих слоев совершенно не совпадают: «…интересы знатных и богатых людей, даже в обществах высоко цивилизованных, бывают большей частью враждебны интересам массы, большинства». Ч. Валиханов имел в виду такую форму организации власти, которая отвечала бы интересам народных масс, а не кучки казахских феодалов, «…мнения же султанов и биев еще менее заслуживают уважения, — указывал он, — ибо интересы целой нации по строгой справедливости должны предпочитаться выгодам отдельного сословия». Хотя в объяснении общественных явлений Ч. Валиханов стоял на идеалистических позициях, он тем не менее в ряде вопросов, как отмечалось выше, сумел подняться до материалистического понимания некоторых сторон современной ему действительности. Большой интерес представляют философские взгляды Ч. Валиханова, в частности, его рассуждения о происхождении религиозных представлений у людей. Справедливо полагая, что религия является одним из серьезнейших препятствий, стоящих на пути распространения знаний, прогресса, Ч. Валиханов уделил много внимания разоблачению реакционной роли религии и мусульманского духовенства. Объяснение Ч. Валихановым сущности религиозных представлений, в частности шаманства у казахов, показывает, что он основной вопрос философии — об отношении материи и сознания — решал с материалистических позиций. Просветитель приходит к выводу, что природа, окружающая действительность существует независимо от сознания человека. Он не признает ни начала мира, ни его конца, считая мир вечным и бесконечным. Вместе с тем, возникновение религиозных представлений у людей Ч, Валиханов считает результатом воздействия сил природы, объективной реальности на человека, пытающегося понять мир, объяснить его явления, а также бессилие человека перед силами природы. В статье «Следы шаманства у киргизов» он пишет: «Природа и человек, жизнь и смерть были предметами высочайшего удивления и были всегда преисполнены неисследимой тайны. Природа и человек! Скажите, что может быть чудеснее и таинственнее природы и человека? Необходимая потребность познать Вселенную с ее чудесами, вопрос о жизни и смерти и отношениях человека к природе породили шаманство — обожание Вселенной или природы и духа умерших людей. Так младенчествующий человек был приведен к почитанию солнца, луны, звезд и того бесконечного, вечного и разнообразного, что мы называем природой или Вселенной». Попытки Ч. Валиханова дать научное объяснение причин, породивших религию, несомненно, являлись шагом вперед в условиях его времени. Вместе с тем следует отметить, что объяснение Ч. Валихановым гносеологических корней религии с просветительских позиций исключает анализ социальных корней религии. Как и другие просветители, Ч. Валиханов не понял того, что происхождение религиозных представлений явилось следствием не только темноты и невежества людей, их неумения объяснить тайны природы, но и общественных условий их жизни. Ч. Валиханов понимал и объяснял религию в духе домарксовского материализма. Материализм Ч. Валиханова в понимании религии состоял в том, что он отрицал наличие сверхъестественной силы, бога, демиурга. Особенно острой критике Ч. Валиханов подвергал ислам. В записке «О мусульманстве в степи» он с большой убедительностью разоблачает реакционную сущность ислама, смело выступает против мусульманского фанатизма и реакционного духовенства, в которых он видит одно из главных зол, тормозящих развитие казахского общества. Ч. Валиханов рассматривал ислам как средство обмана масс, источник предрассудков и суеверий. Он видел, что мусульманская религия открыто отстаивает средневековье, защищает феодальные привилегии. Просветитель доказывал, что царское самодержавие нашло в мусульманском духовенстве опору для проведения своей колониальной политики, с негодованием осуждал идею использования ислама в целях разъединения народов, имея в виду, что народные массы под влиянием ислама могут отойти от передовой русской культуры. Он писал: «Мусульманство пока не въелось в нашу плоть и кровь. Оно грозит нам разъединением народа в будущем». Передовые просветительские идеи Ч. Валиханова ярко отражены в его высказываниях о положении в среднеазиатских ханствах. Хорошо зная жизнь среднеазиатских народов, страдавших под гнетом феодальных ханов и беков, он в своих работах обличает феодальный застой и деспотизм, с сожалением говорит об отсталости народов Средней Азии: «В Маврельнагре… — писал Ч. Валиханов,— в самой просвещенной и богатой стране древнего Востока… теперь господствует невежество и бедность более чем где-нибудь. Библиотеки Самарканда, Ташкента, Ферганы, Хивы, Бухары и проч., обсерватория в Самарканде безвозвратно погибали под беспощадной рукою татарского вандализма и бухарской инквизиции, которая предала проклятию всякое знание, кроме религиозного». Ч. Валиханов энергично выступал против консервативных форм жизни народов Средней Азии и Казахстана, обличал пороки общественного строя, порождавшие эту отсталость и застой. «…Передовые сыны России, — отмечал член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК Компартии Казахстана тов. Д. А. Кунаев, — единомышленники Чокана Валиханова, Абая Кунанбаева, Ибрая Алтынсарина — всегда выступали в защиту угнетенных народов». Мечты великого казахского ученого, просветителя Ч. Валиханова о просвещении и подъеме культуры родного народа, об избавлении от ига деспотизма и насилия, о счастливой и свободной жизни осуществились лишь много лет спустя после его кончины. В результате Великой Октябрьской социалистической революции казахский народ под руководством Коммунистической партии сбросил с себя цепи классового и национального угнетения, создал свою национальную социалистическую государственность, плечом к плечу, рука об руку со всем советским народом стал творцом развитого социалистического общества. Благодарные потомки чтят память о Ч. Ч. Валиханове, деятельность которого сыграла выдающуюся роль в становлении дружбы казахского и русского народов. В честь Валиханова названы: район в Кокчетавской области, колхозы и совхозы в Кокчетавской и Талды-Курганской областях, педагогический институт в Кокчетаве; в Алма-Ате — Институт истории, археологии и этнографии АН Казахской ССР, средняя школа № 68 и одна из улиц столицы. Памятники Валиханову установлены в Алма-Ате и Кокчетаве. На могиле (урочище Алтынэмель Талды-Курганской обл.) воздвигнут обелиск, сооружен мемориальный комплекс. В честь Валиханова учреждена премия АН КазССР, присуждаемая за выдающиеся достижения в области общественных и географических наук, а также Государственная премия в области изобразительного искусства и архитектуры. В честь Валиханова названа вершина, которая находится на северном склоне Заилийского Алатау в верховье Среднего Талгара. В Омске на здании бывшего кадетского корпуса (ныне Общевойсковое училище им. М. В. Фрунзе), в котором учился Валиханов, установлена мемориальная доска. За последнюю четверть века дважды всенародно отмечается юбилей выдающегося просветителя (1959, 1985), издаются его избранные произведения (1961-1972, 1984-1985 гг.). Писатели Г. Марков, С. Муканов написали романы, И. Стрелкова — книгу «Ч. Валиханов» из серии «Жизнь замечательных людей». Так имя и научное наследие Ч. Ч. Валиханова стало достоянием советского народа, строящего коммунизм.